Искатель, 1977 № 03 - страница 14

Зрелище, которое открылось моим глазам, поразило своей полнейшей, чудовищной нереальностью. На месте вспышки в воздухе прорисовывалась, я бы даже сказал, «проявлялась», как изображение на фотопластинке, некая конструкция.

Сначала полупрозрачная, она с каждой секундой становилась все более материальной, осязаемой, что ли, и наконец «проявилась» полностью. Я не верил своим глазам; на лугу возвышалось сооружение, весьма напоминающее орудийный снаряд, только неимоверно увеличенный в размерах — диаметр ярдов десять да высота с шестиэтажный дом. От колоссального снаряда его отличало лишь одно обстоятельство: сооружение было сделано не из металла, а из… грубо обтесанного дерева. Да, да, дерева! Если бы не бронзовые — или типа бронзы — заклепки, густо усыпавшие поверхность, оно походило бы на произведение рехнувшегося бондаря, создавшего гигантскую бочку для рекламы местного пива, только бочку такую, что одно днище у нее было нормальное, а второго не было вовсе: его заменяла конусовидная верхушка. Заклепки же наводили на мысль о другом, столь же идиотском сходстве — с макетом космического корабля, сработанным средневековым ремесленником.

Сверкнула еще одна вспышка, слабее первой, на меня пахнуло все тем же дурманом, и один из «клиньев» сумасшедшей бочки откинулся в сторону. Из внутренностей выдвинулся длинный помост, скорее пандус, чем помост, а спустя несколько минут по нему съехали… всадники. Да, в какой-то степени мне есть чем гордиться: я первый увидел ИХ.

Высокого роста, статные всадники держались на своих внушительных конягах — похожих на першеронов, но только с поразительно длинными мордами — необыкновенно прямо, словно на выездке. Одеяние их состояло из буро-серой, кажется, кожаной накидки, рыжих свободных штанов — либо из очень плотной материи (так казалось на расстоянии), либо опять-таки из кожи — из блестящих черных полос непонятного материала. Если не ошибаюсь, полос было семь. Одна охватывала шею и плечи, другая шла поперек груди, третья опоясывала таз, еще по две было на каждой ноге — выше колена и ниже. Более мелкие детали — какие-то регалии на груди и странноватые блестки на спине — я едва различал, зато длинные, по локоть, перчатки и тяжелые высокие башмаки бросались в глаза, но из чего они сделаны — я затруднился бы определить. Если и они были сшиты из кожи, то скорее всего из очень грубой, практически необработанной. Голову каждого венчал похожий на блин убор — вроде розетки из перьев диковинной птицы.

Я до сих пор удивляюсь, почему всадники не обратили на меня внимания. Конечно, сработала интуиция, инстинктивная реакция на чуждое и непонятное — я прятался за деревьями и показываться из-за них не намеревался. Кроме того, ветер дул в мою сторону. Но если учесть их дьявольский нюх, поистине сатанинскую чувствительность и наблюдательность, это все равно остается странным и необъяснимым.

Не знаю, сколько времени я наблюдал за всадниками — может, пять минут, может, двадцать пять, — не до часов было. Эти — уж не знаю, как их и назвать-то, если не «охотниками», — ну, скажем, существа — съехали с пандуса на землю и остановились, переговариваясь. Вы знаете, конечно, что их «речь» с большой натяжкой можно определить словом «переговаривались», по крайней мере, в общепринятом смысле. Я прекрасно разбирал звуки, которыми обменивались всадники — ничего более странного до этого мне слышать не доводилось. Мелодичные, протяжные ноты перемежались с каким-то механическим клацаньем. Как если бы кто-то пробовал клавикорд, а рядом неумело отстукивали на пишущей машинке.

«Посовещавшись» немного таким образом, всадники умолкли и стали внимательно осматривать местность. Я вжался в ствол дерева и старался не дышать. Не знаю, как это передать, но облик их мне сразу показался угрожающим, хотя внешне это ничем не выражалось. Можно лишь предположить, что на нервы действовало их поразительное, уверенное спокойствие. Ни малейшим жестом не выдавали они настороженности, движения казались едва ли не ленивыми, создавалось впечатление, что предстояла им беззаботная прогулка — и только.