Искатель, 1978 № 04 - страница 22
— Как видите, товарищи, — сказал Юра и, взглянув на вошедшего лейтенанта, хотел было скомандовать «смирно!», но Андрей жестом остановил его, — факты либерализма по отношению к военным преступникам и всякая казуистика, с которой сталкивается наша принципиальная позиция, свидетельствуют о том, что союзники ведут себя не очень-то объективно.
— Ворон ворону глаз не выклюет, — вставил Политкин.
— …и что наш союз, — продолжал Юра, — как мне лично кажется, во многом обязан общественному, прогрессивному мнению, которое было на стороне нашего государства, чьей политикой всегда был мир, и мы вынесли всю немыслимую тяжесть войны и сейчас стремимся к тому, чтобы гарантировать людям спокойствие. …Нам с вами это особенно понятно. Бандитизм, как информировал меня товарищ Довбня, еще дает себя знать, и чья рука его направляет, нам известно. Отсюда вывод: главная наша заповедь — бдительность!
— Вот что, друзья…
Все взгляды обратились в сторону лейтенанта, и в глазах Николая он прочел явное беспокойство.
— Ваш концерт не отменяется. Дело доброе, именно сейчас, после вражьей листовки, надо показать себя людям, завязать дружбу, все это хорошо. Но нельзя забывать об обстановке.
Николай кивал, глядя на Андрея широко раскрытыми глазами.
— Выступите и айда домой. Никаких обмывок и гостей.
— Коля, — пискнул Бабенко и застенчиво потер торчащий надо лбом ежик, — играй марш «Прощай, Настя».
— Закрой фонтан!..
— Прямо как олень на гону, — сказал Лахно, — хоть в тайгу пускай.
— Я попрошу, — огрызнулся Николай, и Лахно затих.
Бабенко схватился за голову, вытаращив глаза.
— Мати ридная! На своих став кидаться, жених…
Николай, побледнев, поднял сжатый кулак. Бабенко, пригнувшись, со страху затараторил, гримасничая:
— Ты шо, ты шо, сказывся! Товарищ лейтенант, будьте свидетелем, самооборону не применяю, щас стану жертвой.
— Коля, будь же мужчиной, — забормотал Политкин. — Коля, юмор украшает, гляди веселей, как сказывал в запасном старшина, выдавая мне сороковой номер ботинок вместо сорок пятого…
— Нужно бы выставить на ночь дополнительный пост к дороге, — сказал лейтенант Юрию, гася размолвку. — Мы обязаны быть начеку.
— Това-а-рищ лейтенант!
Андрей обернулся, уже держась за дверную скобу.
— Разрешите выйти с вами на пару слов.
Николай стоял по стойке «смирно!». Внешне мешковатый, с ленцой, сейчас он был как струна. Но тут дверь отворилась, и впорхнула черно-красная с мороза Фурманиха.
— А вот, детки, что я вам принесла! Мясо парное… Вот… на обед… Не-не, не вздумайте отказываться, по случаю брала задешево, могу я своих мальчиков угостить, я ж вашу кашу ем? Ем! — Она споро вытащила из кошеля узелок и, положив на стол, вздрогнула. Брякнувшись о пол, покатилась золотая монета и легла на решку. Старуха быстро нагнулась, и золотой исчез, точно его курица склюнула.
— Хорошо живешь, мать… — сказал Политкин.
— Да что вы, что вы, — закудахтала Фурманиха, замахав своими крыльями, — вы скажете. Вот уж наговорите… То ж не мое, у кого из людей залежалось, ну попросят знайти им покупщика, обменять на деньги, жить же надо! Вот и кручусь-верчусь!..
Может быть, Андрей просто не обратил бы внимания на этот золотой, не всполошись старуха так сильно.
— Ну а кто их покупает и зачем? — спросил Андрей.
— Господи, кто ехать в Польшу собрався! Переселенцы. Мало ли кто… То ж золото — везде деньги…
— И много их у вас? Золотых?
— Да шо ты, голубчик, больше нет, хоть обыщи! — Она отпрыгнула к дверям своей комнаты, выставив растопыренные пальцы. — Ну, пойду, а то мой Владек уже сидить, как сыч, голодный. Ну, вы варить мясо, варить…
Вот еще новость — старуха торгует золотом — может быть, и впрямь ничего особенного. Одним тут жить надо, другим — там, за рубежом. Похоже на правду. Хотя можно было съездить в Ровно и сдать в скупку, те же деньги, и никакого риску.
Кто-то боится рисковать?
Андрей постучал и вошел к хозяевам. Старуха нарезала хлеб. Супруг понуро ждал, очищая лук. Край стола был покрыт газетой. У швейной машинки была свалена гора лоскутов.
— Вот что, мать, — сказал Андрей, — я не следователь…
— Боже упаси, ласковый мой!..