Искатель, 1978 № 06 - страница 11

Поэтому Абдулла заставлял себя подниматься, досчитав до пятисот. Часов у него не было, а усталость, стоило только прилечь на прохладный песок, незаметно скрадывала время. Приходилось отмерять его размеренным отсчетом. Вставал и упрямо шел вперед, порой спотыкаясь о невидимые в темноте низкие кусты, тяжело проваливаясь в мягкий песок на склонах барханов. Мелкая песчаная пыль скрипела на зубах, иссушила рот и горло, сухой одеревеневший язык неприятно драл небо.

Рука все чаще притрагивалась к фляге на поясе, мучительна хотелось сделать хоть один глоток, но недремлющий мозг мгновенно просыпался, четко и ясно всплывала мысль: «Нельзя». Неизвестно было, когда вновь придется наполнить ее: через сутки ли, через двое.

За пазухой, почти у живота, лежала у Абдуллы тщательно закупоренная бутылка с водой. О ней он старался забыть начисто. Это был его последний шанс, последние десять глотков.

Проведя в песках половину жизни, он научился сдерживать жажду, обманывать ее, подавлять, обходиться минимальным количеством воды. Но все же наступал момент, когда обезвоженный организм катастрофически начинал терять силы, кружилась голова, и перед глазами плыли радужные круги. Тогда Абдулла присаживался на корточки, отвинчивал крышку и вливал в рот тоненькую струйку, стараясь растянуть два-три глотка как можно дольше. По телу морозцем пробегала короткая сладостная судорога, становилось легче дышать, возвращалась ясность глазам. Через минуту-другую он мог встать на ноги и идти дальше.

Сбережению его мизерных запасов помогала прохладная ночь. Днем под палящими лучами солнца фляга истечет за два-три часа, и тогда… Об этом он старался не думать.

Близился рассвет, и с каждой минутой таяла надежда, что он догонит диверсантов этой ночью. Каждый шаг давался все труднее, хотя Абдулла старался избегать песчаных наносов и склонов, шел по наветренным сторонам барханных гряд и, завидев такыр, сворачивал на него, делая небольшие крюки. Ходьба напрямик по песку отнимала слишком много сил.

С тревогой прислушивался к клекоту в груди… Пожевав, он собрал во рту немного вязкой соленой влаги, сплюнул на ладонь. Это была кровь, легким не хватало кислорода.

Присев в очередной раз, Абдулла внезапно завалился на спину и уже не смог встать. Закружились, свиваясь огромными кольцами-жгутами звезды, потемнело до могильной черноты небо, сонная мягкая одурь заполнила голову, смежила веки, и он начал проваливаться в вязкую приятную бездонность. Не было и желания сопротивляться этому.

Но уже на краю сознания полыхнуло белым пламенем в мозгу, открылся безбрежный лед Ладоги и разодранное в крике лицо старшины. Абдулла открыл глаза, дотянулся до фляги, протащил ее по животу, прислонил ко рту.

Отдышавшись, встал, подставил лицо свежему предутреннему ветру, что дул с юга. Насторожился. И, еще не веря себе, принюхался, широко раздувая ноздри. Сомнения исчезли — тянуло едва уловимым запахом табачного дыма. Диверсанты были там, за очередной темнеющей за горизонтом барханной грядой, метрах в трехстах-четырехстах от него. Он почти настиг их.

Но сил преодолеть эти метры у Абдуллы уже не было. Он едва добрался до густого раскидистого куста гребенчука, приподнял ветки и заполз в темное нутро. Неба над собой не увидел, значит, ветки надежно укроют его от лучей солнца. Абдулла разгреб здоровой рукой песок, устроив неглубокое ложе, улегся головой к комлю, придавив пятками низенькие разлапистые ветки. Теперь его можно было обнаружить, лишь раздвинув куст…

Абдулла проснулся и не сразу сообразил, где он и что с ним. Мелкие иссушенные листки запорошили лицо, неприятно кололи разгоряченную кожу.

Несколько минут он лежал неподвижно и, лишь заслышав шорох пробегавшей ящерицы, осторожно и беззвучно раздвинул ветки.

День кончился; спал он долго, часов десять. Зато чувствовал себя сейчас отдохнувшим и посвежевшим, готовым к дальней дороге. Готовился к ней Абдулла основательно и не торопясь. Разделив хлеб и сахар, съел половину, запивая остывшим чаем из фляги. Когда она полностью опустела, перелил туда воду из бутылки. Повертел бутылку в руке, но выбросить не решился: всякое может случиться. Сунул ее под рубаху, затянул кушак. Подумав, осмотрел берданку, продул ствол, протер мушку и прицел. Достал из кармана один патрон и, зарядив винтовку, оставил на боевом взводе.