Искатель, 1978 № 06 - страница 19

Сколько времени прошло, Абдулла не знал. Звезды разгорались все ярче, небо темнело. Посвежело. Прохладный ветер гулял поверху, песок быстро остывал, и Абдулла слегка замерз; подоткнул под себя полы халата. Разгоряченное тело тоже остывало, покрываясь гусиной кожей. Хотелось встать, немного размяться, согреться движением. Но Абдулла лежал неподвижно, боясь пропустить диверсантов. Закрадывалось сомнение: придут ли? Но он отгонял эту мысль. Нарзы-кую был единственным источником воды на десятки километров вокруг. Если не считать глубокого полноводного Ак-кую, но там поят тысячи овец, всегда можно наткнуться на людей. Туда диверсанты вряд ли сунутся. Только сверхкрайняя необходимость может заставить их рискнуть.

Ожидал Абдулла, а все же вздрогнул от неожиданности, когда на видную ему часть такыра вышел первый диверсант. Шел он медленно, едва переставляя ноги. Издали Абдулла смутно различал лицо, но это был явно не туркмен. Ширококостный, с большими глазницами, округлой физиономией. Одет в советскую армейскую солдатскую форму без погон. На голове фуражка с плоским длинным козырьком. У правого бедра болтается «шмайссер» со сложенным прикладом. Огонь диверсант мог открыть в мгновение ока, от бедра.

Рюкзака на нем не было. «Выдохлись, — обрадованно подумал Абдулла. — Сил больше нет, бросил где-нибудь».

Только через несколько минут появился второй. Шел он еще медленней, уронив голову на грудь и не глядя по сторонам. Кургузый пиджачок застегнут на все пуговицы, брюки заправлены в сапоги. На макушке кепчонка-восьмиклинка. Встретишь на улице, не обратишь внимания, мужичок как мужичок. Только под узким пиджачком угадывались сильные плечи. На спине у него висел похудевший раз в пять, сморщенный до размеров солдатского «сидора» с парой белья и пачкой махорки рюкзак. Оружия не было видно. Или прятал под пиджаком, или не имел его вовсе.

Последним вышел на такыр высокий худощавый туркмен — это Абдулла определил сразу. Характерный разрез глаз, удлиненное темное лицо. На щеке белесоватое пятно, чем-то разъедена кожа. Абдулла чуть не вскрикнул от удивления. Неужели Назар-батыр, знаменитый басмач, о котором рассказывал отец? Короткий халат туго перепоясанный кушаком, суженные кинзу брюки, напоминавшие шаровары, на ногах чокои. Чабан, потерявший отару, да и только. За плечами высилась знакомая канистра.

«Назар-батыр», — убеждался Абдулла, вспомнив говор, который он ни с каким не мог спутать. Шрам от пендинки на щеке, высокий, ладный. Слишком многое совпадало, сомнения исчезли. «Не пропал, вернулся в родные края. Но на сей раз не уйдешь», — колыхнулся разбуженный гнев.

Предатель. Он привел на родную землю врагов. Не было страшнее преступления испокон веков среди туркмен. Абдулла инстинктивно сжал цевье берданки. Четко обрисовалась в лунном свете фигура Назар-батыра, велик соблазн взять на мушку, спустить курок. Одним предателем на земле станет меньше. Те, двое, без него в песках пропадут.

Но Абдулла сдержался. Если засекут вспышку выстрела — не уйти. Вон как тревожно по сторонам озираются, первый автомат в руки взял. Напуганы, осторожны до крайности. Уже не чувствуют себя в безопасности.

Назар-батыр, сбросив канистру, подошел к колодцу, заглянул внутрь, но, видимо, ничего не рассмотрел — темно. Зашарил по «изголовью» ладонями, обошел колодец в поисках веревки, недоуменно посмотрел на «товарищей». Развел растерянно руками — веревки не было. Наклонился, отковырнул кусочек такырной глины, бросил в колодец, долго, гораздо дольше, чем требовалось, прислушивался. Двое диверсантов, стоя за его спиной, терпеливо ждали. Наконец Назар-батыр поднялся, обернулся, что-то сказал. Видимо, о том, что воды в колодце нет. Звука голосов Абдулла почти не слышал, ветер доносил невнятные скомканные обрывки слов.

Один из диверсантов судорожно вскинул автомат, упер ствол в грудь Назар-батыру с явным намерением нажать на спуск. «Мужичок» вынул из-под пиджака пистолет с длинным тонким стволом, но не поднял, держал в опущенной руке, ожидая, видимо, чем это кончится.

Абдулла напряженно, до звона в ушах вслушивался, но все равно не мог разобрать ни слова.