Искатель, 1983 № 02 - страница 20
Да, плох Учитель, основательно его подкосило. Как бы не пришлось увозить в Москву, думал я. Но сразу же поправил себя: э-э, нет, брат, никакая сила не заставит раньше срока вернуться его с раскопок. Ни сила, ни хитрость. Казалось, он излучал мощное поле доброжелательности, о которое разбивались любые попытки завести с ним какую-либо психологическую игру. Он и сам предпочитал прямые действия, чуждаясь обходных маневров, а тем более розыгрышей. Тогда совсем непонятно, что за загадку он мне задал, перед тем как я с ним попрощался на ночь…
5. СНЫ О СИГОНЕ
— Эона, слышишь меня: я хочу видеть летящего урода в лицо!
— Разве ты не видишь?
— Эона, как. я оказался посреди ночного неба, прямо в воздухе, рядом, с колпаком треугольного самолета?.. Почему я не чувствую ветра? Как я лечу?.. Почему не видно лица пилота сквозь его шлем?
— Его гермошлем отсвечивает. Меняю угол зрения и освещенность…
— Проступил профиль… Это профиль человека… значит, ты ошиблась, Эона: это не инопланетянин. Вижу у пилота и нос, и плотно сжатые губы… подо мною — огни большого города… В центре выплыл в голубых лучах готический собор. Он похож на застывшие сталагмиты. По-моему, такой же собор я видел в Кёльне.
— Это Кёльнский собор.
— Но при чем здесь Мексика и город Ларедо, если под нами — Кёльн?
— Под вами уже Дортмунд. Впереди Бремен, Киль, Северное море.
— Эона, что за сгустки шевелящейся тьмы между огнями городов?
— Места концлагерей в прошлую войну. Это здесь сдирали с людей кожу на сумочки и абажуры. Помни: сгустки не рассеются никогда.
— Почему пилот не шевелится? Он наклонился вперед, будто видит одному ему известную цель…
— Эта цель — скалы близ норвежского города Нарвика.
— Выходит, он пролетит над Данией и Швецией? И нарушит воздушные границы трех стран?
— Для атомных бомб границ нет.
— Значит, он несет атомную бомбу?
— Но бомба не взорвется, когда через семнадцать минут он рухнет на скалы Нарвика. Он не сможет нажать кнопку, ибо уже сейчас мертв. Он задохнулся еще при взлете: отказала система снабжения кислородом.
— Эона, неужели он мог полететь в другом направлении и взорвать Париж или Лондон?
— И Мадрид, и Рим, и Палермо.
— Но тогда грянула бы термоядерная война…
— А что сделал лично ты, чтобы война не грянула?
Утром, когда мы завтракали у Учителя, пришел подтянутый мужчина лет пятидесяти, светловолосый, в чуть затемненных очках. Историк и археолог Зденек Плугарж оказался первым заместителем Сергея Антоновича.
— Первый и единственный, поскольку места трех других заместителей теперь вакантны, — улыбнулся Зденек. По-русски он говорил почти без огрехов, но медленно, как бы взвешивая слова. Пока мы пили кофе, он докладывал Учителю о финансовых проблемах экспедиции, советовался по части раскопок.
— Ну, в час добрый, — сказал наконец Учитель. — До Чивиты два часа пути, будет время обо всем договориться. За меня не беспокойтесь, поработаю с отчетом. При любых неожиданностях звоните. А вы, Олег, захватите фотоаппарат: вдруг щелкнете «летающую тарелку», а? — И он хитро подмигнул.
Пан Зденек в задумчивости протер платком свои очки.
…В древности на этих просторах шумели буковые леса, и сладко звенел сахарный тростник, и мельницы рокотали на непересыхающих реках. Когда Платон наведался в Сицилию, она, должно быть, показалась ему земным благословенным раем. Здесь вполне можно было основать его Республику — образцовое государство, где цари были бы философами, а философы — царями. Но не понял юного мыслителя сиракузский тиран Дионисий, продав его в рабство… И во времена ал-Идриси пел еще, как лесная арфа, остров и ручьи струились подобно волосам наяд. Но стоило людям, якобы для своих неотложных нужд, начать вырубку лесов, и в короткий срок земной рай обратился в каменистую пустыню. Природа, как гордая красавица, не прощает насилия: когда над нею надругались, она кончает с собой. Шахтные отвалы, зияющие пасти карьеров, затопляемые перед плотинами поймы рек с живыми лесами и их обитателями — стрекочущими, прыгающими, ползающими, — это поминки по природе. Но что-то затягивается тризна на матушке-Земле. И мало кто на Западе отважится сказать честно и прямо, так, чтобы услышали господа толстосумы, пентагоновские упырю вы у роковой черты. Вы погружаете на дно морей продукты атомных распадов, вы спускаете в реки ядохимикаты, цинично выставляя на берегах Рейна трехметровые буквы: BADEN FERBOTEN! — КУПАТЬСЯ ЗАПРЕЩЕНО! Вы настолько нашпиговали планету бункерами с оружием — и химическим и бактериологическим, — что хватит отравить всю солнечную систему, будь она населена. Не пора ли, господа безумцы, опомниться, может, попробуем столковаться? Тему легко предложить: ЕСТЬ ЛИ НАДЕЖДА ВЫЖИТЬ?