Искатель, 1989 № 01 - страница 12
Бульбин наблюдал за Семенчуком из-за колонны. Он понял, что патриарх затевает новое полотно, и даже приблизительно угадывал, как оно будет называться: «Ветер радости» или «Грядущее с нами».
— Лапоточки чуть левее, — строго ронял маэстро. Во-от так, молодцом, ребяты-ы! Ты, Федя, запиши: фон у нас будет ультрамариновый и сепии туда чуток, сепии…
Капиталина Камеронова, обалдевшая от царившей вокруг нее ажитации, стояла по стойке «смирно». Все, что произносил художник, казалось ей непонятным и угрожающим:
— Погасите блик на виске… Нос сдвиньте левее… Выньте ухо, ухо выньте!.. Правая рука здесь совершенно лишняя. Отсекаю.
Когда дело дошло до отсечения руки, Капиталина не выдержала. Она тяжело пошевелилась и грянула:
— Руку резать не дам! Слышишь ты, мазилка!
Постояв за колонной, посмотрев и послушав, Бульбин тихо вышел из зала. Он понял, что статью о семи няньках не напишет никогда, потому что в дело вмешался Семенчук. С ним у Бульбина были старые счеты. Когда-то журналист написал ядовитый очерк о творчестве художника, и били его за это по сю пору, били со вкусом, планомерно. В конце концов Эльбрус Бульбин хотел жить спокойно, и было бы лицемерием утверждать, что желание это порочно!
Итак, Бульбин мысленно отпустил себе грех трусости (что, по правде сказать, приходилось ему делать частенько) и пошел домой.
А через неделю в газете появилась большая статья-панегирик благородной деятельности работников «УПОСОЦПАИ» по протирке львов, в которой Капиталину Камеронову сравнивали с величавой рекой, победно взламывающей лед рутины и несущей его в море забвения. Под статьей стояла подпись: «Э. Бульбин».
Статья произвела определенное впечатление на определенные круги. Говорили, что сам Илья Афанасьевич Бородулин, главнокомандующий культурой, одобрил смелый почин упосоцпаевцев и назвал Камеронову… не догадаетесь, кем… Буревестником! Так-то вот.
Нельзя описать, как испугался Мяченков: Буревестник, работающий замом по АХЧ, то есть попросту завхозом, — это вопиющий нонсенс! Павел Васильевич решил срочно лечь в больницу, но перед этим назначил Камеронову своим замом, а Башмакову, как всегда, вынес выговор за инертность и понизил до должности консультанта по научной части.
Капиталина водворилась, наконец, в бывший кабинет Зенина-Ендрово, но, увы, невесел показался он ей. Один лишь бюст Вольтера, намертво прибитый к камину, напоминал о былых гусарских забавах. Вместо трубки с янтарем, вместо бутылки доброго «Аи» на столах и в шкафах лежали скучные бумажки. Капиталина ничего не понимала в них, но, поскольку ей было присуще стремление во всем докопаться до самой сути, Она решила начать с азов. Вызвав консультанта по научной части, кариатида заговорила ласково:
— Башмаков, ты штафирка, а, значит, разбираешься в бумажках. Ну-ка, встань поближе и расскажи, что тут такое наскрябано.
Она медленно потрясла зажатой в кулаке пачкой документов.
Рассказ Башмакова продолжался несколько часов и явился откровением для Капиталины. Оказалось, что «УПОСОЦПАИ», ее родное «УПОСОЦПАИ» расшифровывалось как «Управление по обеспечению сохранности особо ценных памятников искусства», то есть ведало реставрацией зданий, садово-парковых скульптур и прочей, с точки зрения Капиталины, дребеденью. Более всего поразил кариатиду тот факт, что деньги для реставрационных работ шли от государства, и немалые деньги!
В возмущении Капиталина ходила туда-сюда по кабинету. Паркет трещал под ее ногами. Не считая нужным таиться от штафирки Башмакова, она с горечью размышляла вслух:
— Вот оно, значит, как… Садово-парковые для них дороже простой уличной рабочей кариатиды… Аполлошку небось до блеску надраивают… Венерку небось шампунем моют… Я слышала, одну, без рук, без ног, без головы в музее держат… А я-то, я чем хуже?!. Манер, говорят, не знаешь!.. Вот они, ихние манеры!.. Вот что деньги-то делают, Башмаков! Понимаешь ты меня, хилый человек?
Башмаков пришел к выводу, что начальница сошла с ума и ее в скором времени свезут в психиатрическую лечебницу, поэтому умильно поддакивал ей, кивал и смотрел преданным собачьим взглядом.