Искатель, 2009 № 06 - страница 11
Затем каждый раз, когда он приходил на работу и уходил домой, к нему стал приставать на улице оборванный, грязный пацан в тельняшке, который на всю улицу кричал: «Феклистов, пожалей нас с маманей, продай пустую комнату, нам жить негде». Петр Гаврилович сначала делал вид, что не обращает на паренька внимания, хотя нервничал и холодел при его криках. Затем, вооружившись тяжелой тростью, старался ударить пацана, когда никого не было поблизости, но тот ловко уворачивался и еще сильнее кричал: «За что, буржуй, пролетария калечишь? Продай комнату, я тебе мильон дам».
А тут как-то вышел Федор Гаврилович с работы, а на улице его поджидал уже десяток оборванных подростков. Они протягивали к нему грязные руки и кричали на все лады: «Продай комнату, Феклистов», «Другим продаешь, а нам не хочешь», «Мы тебе хорошо заплатим, Феклистов». Останавливались прохожие. Вскоре их собралась целая толпа. Подошел милиционер. Обещал разобраться и разогнал пацанов. Толпа погудела и рассосалась.
На улице недалеко от работы к нему как-то пристала нищенка. Феклистов занервничал, ускорил шаг, затем в панике побежал к спасительному подъезду. Старуха за ним и, стараясь ухватить за рукав, визгливо кричала: «Ирод ты, Феклистов, как есть Ирод. Сколько людей ты погубил, сколько судеб искалечил, скольких в гроб извел. У хороших и слабых отбирал, плохим да богатым отдавал. И все деньги, деньги, ненасытная твоя утроба. Погоди, и на тебя найдется управа».
Она грозила ему костлявым кулачком. Феклистов побежал, уже не оглядываясь, и скрылся в подъезде. Не успел прийти в себя, как в кабинет зашла секретарша и растерянно доложила:
— Тут к вам, Федор Гаврилович, какие-то Цыганки приходили, целая орава с детьми. Они бумагу оставили и пакет с деньгами, сказали за квартиру, которую вы им обещали.
— Прочь, прочь! Вы что, сговорились все? Ничего я никому не обещал.
Феклистов оттолкнул секретаршу и сел за стол.
— Мне, Федор Гаврилович, чужих денег не надо, я женщина честная. Сказано было вам передать, я и передаю, а вы уж как знаете.
Она положила на стол бумагу и пакет и с оскорбленным видом направилась к двери.
— Подождите, Зоя Ивановна, подождите. Присядьте. Здесь дело нечисто.
Он взял пакет, вынул из него толстую пачку денег и судорожно сунул обратно.
— Вот, смотрите, Зоя Ивановна, все при вас делаю. Ни рубля отсюда не взял. Сейчас милицию вызовем, протокол составим. Цыганки!
Дрожащей рукой он стал набирать номер телефона.
— Милиция? Это Феклистов говорит. Можете срочно приехать? Тут дело такое… — Он растерянно положил трубку. — Сказали, что приедут и трубку бросили, даже адрес не спросили, куда ехать.
В этот момент дверь кабинета без стука распахнулась, и на пороге возник милиционер-регулировщик, статный, высокий, красивый, в лихо заломленной на затылок фуражке, из-под которой по-казацки выбивался пшеничный чуб. В руке он держал жезл.
— Милицию вызывали?
Феклистов растерянно и с недоверием взглянул на постового.
— Вот тут какие-то мошенники деньги прислали и бумагу, якобы для меня, и Зое Ивановне оставили, когда я был в Моссовете. Прошу удостовериться и протокол составить.
Постовой жезлом перевернул пакет.
— Первый раз слышу, чтобы мошенники не брали, а давали деньги. И много их там?
— Не считал, но много.
— Сейчас проверим. — Ппостовой открыл пакет, затем укоризненно посмотрел на Феклистова: — Что же это вы, солидный человек, начальник, можно сказать, а с милицией шутки шутите?
Он высыпал из пакета на стол перед ошеломленным Феклистовым груду шелухи от семечек и, встав по стойке смирно, строго добавил:
— Впредь не надо так шутить.
Ничего не соображающий Федор Гаврилович чуть слышно прошептал:
— Здесь еще бумага есть.
— Можете свою бумагу знаете куда деть?
Постовой всем своим длинным телом перегнулся через стол и прошептал ему на ухо рекомендуемый адрес. Затем опять принял стойку смирно, поднял жезл в вытянутой руке, четко, по-военному, повернулся на сто восемьдесят градусов, направил жезл на дверь и, печатая шаг, скрылся за ней. Через секунду дверь вновь приоткрылась, в щель просунулась голова все того же постового. Он протянул руку и погрозил Федору Гавриловичу пальцем: