Искатель утраченного тысячелетия - страница 37

Как жаль, что мы его не знали!

Н.».

Так вот каков Веригин! Ценой своей свободы спасал людей от царской расправы. Ни суд, ни ссылка, ни разлу ка с родиной и любимой девушкой не испугали и не оста новили его. Ах, Веригин, Веригин, куда же ты пропал?

Найду ли я твои следы, твои пути? Твой конец?

А где же миниатюра? Где портрет Наташи? Я лихорадоч но роюсь в портфеле. Нет миниатюры. Может быть, Веригин взял ее с собой? Как жаль! Мне так хотелось увидеть ее лицо!

Еще листок, но почерк уже Веригина. Как много попра вок, зачеркнутых слов… Это какой-то черновик, по-ви димому.

«Душа моя Наташа, безмерно обрадовала меня весточка от тебя! Чудесный подарок – фарфоровый твой портрет.

Гляжу не нагляжусь.

Теперь поговорим о другом.

Очень меня огорчает твое отношение к моей мечте, которую надеюсь скоро осуществить.

Да, да, душа моя, больше чем надеюсь – уверен. Но ты права в одном: при теперешнем положении человечества всеобщее долголетие привело бы к страшному самоистреблению.

Но, милая моя Наташа, ведь ты-то хорошо знаешь, народы пробуждаются. Лучшие люди отдают свои силы, свой ум, свою жизнь за светлое будущее человечества. И оно придет. И я хочу из страшного, несчастного мира, в котором мы живем, послать им, тем людям будущего, мой подарок – тысячу лет счастья.

Когда народы будут свободны и сольются в одну человеческую семью, разве не хватит места, работы, пищи для всех?

Я передам мое открытие вам, борцам за это будущее.

Вы сумеете сохранить и донести до свободного человечества то, что ему необходимо: долгие годы для накопления знаний, для творчества и счастья.

Верь мне, Наташа, я добьюсь этого, обязательно добьюсь, и скоро.

Твой Дмитрий».

Комната уже вся залита светом. Я выключаю настольную лампу. Птицы встретили солнце целым оркестром. Теперь они заняты своими хлопотами. Порхают, перекликаются.

Ветер затих. Так тепло, светло, хочется петь, сме яться. Но я устал… устал. Спать… спать… спать…

До завтра.

Но ведь уже «завтра».

Ах, все равно. Как хорошо!

Карлсбад. 20 августа

Дневник Вершина

Вот уже несколько дней, как я живу в добром старом Карлсбаде, в пансионе «Черный лебедь». Из Праги сюда я ехал в дилижансе. Он тихо и непрерывно поскрипывал в лад песенке, которую напевал возница на своих высоких козлах. Совсем как у Диккенса с его веселыми, добрыми возницами и чудаками-пассажирами. А ведь когда-то по той же дороге, направляясь в этот город, ехали и смотрели на эти мягкие очертания гор и Гоголь, и Паганини, и Мицкевич, и Гете, и Бетховен, и Шопен.

Из окна пансиона вижу, как под большой полной луной чернеет громада леса. Она спускается с Крушных гор.

Вчера весь день я был в лесу. Там застала меня ночь. Светила луна.

Карлсбад. 24 августа.

Дневник Веригина

Вчера вечером со мной приключилась странная история. Я медленно поднимался в гору к пансиону «Черный лебедь». Неожиданно из-за одного дома появился какой-то высокий человек в черном длинном сюртуке, в котелке и с тросточкой в руке. Он, видно, шел от источника. Я разглядел его спину.

Походка этого человека и удивила и поразила меня. Я невольно пошел за ним. Вспомнил разговор со старым часовщиком Симоном Бургонем о походках людей. А этот незнакомец шагал так осторожно, словно сомневался, не растопчут ли что-либо его ноги. Вот он остановился, – видно, какая-то неожиданная мысль или воспоминание обожгли его сердце. Нерешительно сделал шаг… другой…

И вдруг походка человека резко изменилась. Словно в нем развернулась какая-то пружина. Шаг его стал твердым и стремительным. Он внезапно оглянулся – видно, почувствовал мой взгляд – и быстро исчез за поворотом. Я остановился в раздумье. Кто это? Может быть, он болен и ему трудно? Уж не должен ли я был подойти к нему? Помочь? Но чем? И с этой мыслью я направился к пансиону.

Я был уже у лестницы пансиона, когда оглянулся. Из переулка неожиданно появилась темная фигура и стала медленно приближаться.

Он! Это был он, человек в черном сюртуке, тот незнакомец, чья походка вызвала во мне ряд догадок и размышлений. Я остановился в тени колонны и стал присматриваться. Действительно, всеми его движениями управляет какая-то внутренняя пружина: то толкает, то отпускает его. Конечно же, какое-то глубокое душевноз беспокойство владеет им. Походка его противоречива и мучительна.