Искатели - страница 31

Однако никто не мог сообщить им ничего путного про команчей. Никто даже не знал толком, сколько их было на самом деле. Военные в Форт-Силл считали, что их около восьми тысяч, а квакеры из Агентства по делам индейцев — что их не больше шести тысяч. Некоторые же торговцы, регулярно путешествовавшие по территории, заселённой индейцами, полагали, что их целых двенадцать тысяч.

Эймос и Мартин попытались выяснить названия различных племён и ветвей команчей, а также названия их деревень и поселений, чтобы они смогли приступить к планомерным поискам Дебби, и насчитали сначала более тридцати таких названий, но вскоре выяснилось, что и это — напрасный труд. Названия племён и ветвей команчей, а также названия их поселений соответствовали имени их вождя или старейшины. Как только умирал или менялся вождь, менялось и название. Порой уже на следующий год название племени или поселения было другим, и так могло продолжаться до бесконечности. Старые названия сохранялись лишь в устных преданиях и рассказах индейцев, но соотнести их с реальностью было практически невозможно. К тому же разные ветви команчей называли друг друга по-разному. По-разному называли они и те поселения, в которых проживали. В результате получалось, что одно и то же племя могло иметь несколько разных названий, которые при этом постоянно менялись. То же самое касалось и поселений. Разобраться в этом было нереально. И даже само слово «команчи» не имело в действительности никакого отношения к этому племени. Так их когда-то назвал кто-то из белых, кому почудилось, что это слово и есть название племени. Но он, как это часто бывает, ошибся. Сами команчи никогда не называли себя так — они называли себя «немменна», что означало «люди». Но так же называли себя и навахи, и чейенны. Поэтому само название «люди» применительно к команчам было чрезвычайно расплывчатым. Никто не мог сказать о команчах ничего конкретного. Очертания и границы этого племени так и оставались расплывчатыми. Определёнными были лишь враги этого племени, жестокой и бескомпромиссной борьбой с которыми команчи как раз сейчас и занимались.

Единственное, что Мартин и Эймос извлекли для себя полезного — они узнали различные приёмы, позволявшие команчам выживать в суровых условиях прерии. По примеру команчей, они обзавелись высокими, до колен, сапогами из кожи бизона, обшитыми изнутри толстым слоем меха, которые помогали индейцам не бояться глубокого снега и морозов зимой. Они также стали везде возить с собой специальные мешочки из выделанной оленьей кожи, в которых хранили обильно пропитанные жиром кусочки сухого дерева — их индейцы использовали для того, чтобы разжечь костёр, в том числе и в самых тяжёлых условиях. При помощи этого сухого дерева можно было зажечь костёр даже зимой, даже в глубоком снегу, причём искру можно было добыть и путём быстрого вращения деревянной палочки, приставленной к дощечке, то есть обходясь без помощи спичек.

Но вот чего они так и не узнали — это того, что всё время, когда они посещали селения и стоянки команчей, над ними постоянно нависала смертельная опасность. И когда много лет спустя они наконец узнали об этом, сама мысль об этой страшной опасности заставляла их сердца непроизвольно сжиматься.

Они всё время проводили в седле и даже не заметили, как прошло Рождество, и наступил новый год. Мартина больше не мучили его прежние кошмарные видения, и ощущение неизбежной катастрофы больше не охватывало его и не терзало ему душу. Непереносимая боль от потери самых близких людей тоже как будто притупилась — он уже почти примирился с мыслью о том, что их уже нет, и что он больше никогда их уже не увидит. Не увидит больше никого... за исключением разве что лишь одной маленькой девочки, ради которой они, собственно, и пересекали из конца в конец бескрайние просторы прерии. Но её нигде не было, а они уже совсем пообносились, замёрзли и измучались. В конце концов им ничего больше не оставалось, как повернуть обратно к дому, от которого их теперь отделяли целых триста миль.

Была глубокая ночь, когда впереди неожиданно мелькнул слабый огонёк. Это был свет, который лился из окна дома Мэтисонов. Судя по расстоянию, которое их отделяло от него, до дома оставалось ещё часа два езды. «Люди на лошадях верхом зимой — самые несчастные люди на свете, — пронеслось в голове у Мартина Паули. — Им приходится бесконечно и в полном одиночестве продираться сквозь холод и тьму, страстно мечтая о тепле и свете, которые кажутся такими далёкими, такими недостижимыми». С каким бы удовольствием Мартин оказался сейчас в тёплом, защищённом от снега и холода доме, среди света и тепла, оказался бы среди других людей...