Искажение - страница 13

Вот только тогда я опомнилась от безразличного созерцания и весьма смачно выругалась. Однако. Не знаю, что за заклинание из совершенно нецензурных сочетаний слов я произнесла, но передо мной снова возник мой двойник. Я даже улыбнулась.

— Уже вернулась? Так быстро? — с меня продолжал шуровать сарказм. Я уже не была обозленной, но и совершенно спокойным душевным равновесием, мое состояние назвать было трудно. — Что теперь? — я ходила вокруг зеркала, точнее то, подходя, то снова удаляясь от него. И таким образом, я успела заметить, что стены этой чертовой западни стали как-то уже. Ко мне подбиралась паника. Я не люблю душные и замкнутые пространства. Просто ненавижу их! И мне это не показалось. Нора действительно сужалась. Мне это не нравилось. — Давай! Начинай! Что предложишь? — мой двойник медленно сел на стул и с привычным уже для меня взглядом уставился куда-то в никуда.

— Кто я — симбиоз мышечных тканей, которая гордится своим превосходством мыслить, улыбаться и отвечать на вопросы… — мой двойник заговорил моим голосом, только на этот раз, в оттенке было что-то другое, безысходность, что ли. И меня это раздражало.

— Ой! Опять ты начнешь говорить всякую чушь! — я опустилась на колени и презрительно смотрела на себя, которая сидела напротив зеркала и продолжала говорить с кем-то, и явно не со мной.

— Тогда другой вопрос — продолжало мое отражение. — А человек ли тот, кто имеет две, одну, три ноги и пытается кому-то что-то доказать, или пока не доказываешь — то иначе ты не человек? — мой двойник сделал пузу, глаза ее не моргали и не слезились, они были пусты, я даже почувствовала в них приближающийся холод. — Всем приятно назвать себя человеком. Но так ли это на самом деле. Отлично. Разберем понятие — как оно быть «человеком». — отражение едва заметно улыбнулось и я впервые узнала в ней, самое себя. Что-то блеснуло в глазах, а край губ нервно дернулся, прямо как у меня, в попытке искаженной улыбки. — Первая модель — самая удобная и практичная — мое отражение рассуждало с явным возбуждением. — Я человек, следовательно, я грешен и я не идеален. Я могу: осуждать, обвинять, оправдывать и оправдываться, искать и не находить, обижать и обижаться, могу приспосабливаться, привыкать, рождать, убивать, чувствовать и способствовать чувствам… Неважно. Какие чувства — главное чувства. — я обернулась и увидела насколько близки стены норы от меня. Я занервничала.

— Слушай! Ты меня слышишь? Может, отложим философствования на потом? Прошу. Давай, что-то делать! — крикнула я, своему отражению вскочив на ноги, но я не слышала себя в прямом смысле этого слова. Мой двойник продолжал разговор сам с собой.

— Страдаю, отстаиваю, защищаюсь. Плачу — значит, человек. Хотя нет. Животные плачут и страдают, возможно, мыслят и мечтают. Да это так. Но мы их почему-то не ставим на один пьедестал с собою. — мой двойник снова криво улыбнулся. — Кстати не факт, что и они нас ценят… Помимо этого еще столько причин. И почему по общеобразовательным понятиям, я могу считать себя человеком? Все это ходит так близко с животными инстинктами… Но я же не животное? Нет. Конечно же я человек! И что с этого? Да, мы разумные существа. Замечательно — всем сделали приятно. И все же. Смысл? — мой двойник обнял голову руками. Она была красивой и ранимой, она, то есть я. Хрупкой и болезненной. Мне самой стало дурно и весьма грустно. У меня было ощущение, как будто это уже происходило со мной. Что я уже сидела вот так вот, и разбирала по косточкам свои ощущения. Но когда это было? Не помню. И было ли это со мной.

— Мы передаем книги, письмена, диски, иероглифы — а дальше? Ничего. Ровным счетом ничего особенного. — двойник выпрямился и дернул плечами, продолжая монолог. — Вторая модель — я человек… Гусеница общается с деревом — ни один, ни другой не понимают друг-друга… Леопард убивает. Лань она не слышит и не понимает его голода… А я человек… Я вырубаю деревья, убиваю коз и коров, выдергиваю растения… Я питаюсь и хочу на чем-то писать и рисовать — созидание ради чьей-то смерти… И я человек? — в глазах моего отражения явным светом сиял вопрос схожий с помешательством. Голос становился все более беспомощным и хриплым. — Образование, мышление, амбиции, слезы, эмоции, чувства — и я человек? Но я поглощаю, испражняюсь, лезу куда-то вверх, вниз. Набиваю свое брюхо и снова отвергаю плоды жизнедеятельности. Сплю, просыпаюсь. Деформируюсь, преображаюсь. Да это так. И тогда чем же мы различны с гусеницей? — стены норы стали еще ближе ко мне. Все пространство сужалось, и меня охватил страх. Я захотела крикнуть в отражение, но, к моему величайшему удивлению, я уже не слышала свой голос. Сначала я не поверила в это. Совершив несколько отчаянных попыток сорвать хоть какой-нибудь звук из своего горла, я поняла, что не могу. Все. Я стала немой. И мало этого, мои губы, против моей собственной воли, двигались в такт со словами моего отражения. — Я — дитя Вселенной, Космоса, Хаоса… А дальше? Я могу предсказывать будущее — это делает меня счастливее? Нет. Я зарабатываю сотни тысяч злат — я счастлив? Нет. Я произвожу десятки детей — это делает меня счастливым? Нет. Я целую сотню женщин — это сделает меня счастливым на всю оставшуюся жизнь? Нет. Я умру — я буду счастлив? — отражение расхохоталось недобрым смехом и я вместе с ним. — Слишком много вопросов. — покачала головой я, периодически вздрагивая всем худым телом. — Интересно, сколько их у животных. Как часто слон или ящерица спрашивают себя «кто я»? Ха-ха. Да. Мы же их и не спрашивали об этом. Собака — собаке рознь — рознь человеку? Но она, собака, например, живет по своим правилам… А какие, же у нас правила? У нас у людей? У меня в частности? — на коленях моего отражения возник пистолет. Старый, потрепанный, приобретенный где-то в подворотне. Я хотела что-то предпринять и не могла. Больше мое тело не принадлежало мне, оно принадлежало ей, которая я, но по другую сторону стекла.