Искра на счастье - страница 49

Спешно созванный Совет единодушно осудил поступок и, поскольку дракон наотрез отказался переселить человечку в гарем и относиться к ней, как к наложнице, а не сьерре, то вынес решение об изгнании.

И вот спустя триста лет снова изгнание — два дракона, но не за любовь к человеческим женщинам, а совсем наоборот — потому что отказались видеть в своих беременных наложницах что-то большее, чем просто сосуды для семени.

Всего триста лет и как изменилось отношение к человеческим женщинам! Дракон любит и ценит только своих соплеменников, все остальные — люди, гноумы, эльфилли и перевертыши — стоят намного ниже и годны только в слуги или игрушки. Так было всегда, но почему же теперь сам Наместник велит нежить и ласкать человечек? Ради получения потомства? Да, это серьезная причина, но плохо верится, что всего из-за поцелуев и объятий наложницы смогут вынашивать и рожать. Что-то в этом не то, какой-то подвох и пока они не разберутся, опускаться на уровень людей не станут.

Оба происходили из древнего рода и являлись двоюродными братьями и оба искренне считали, что нежничать и расшаркиваться перед человечками — недостойно. Помирают без этого? Да и скатертью дорога! Люди плодовиты и легко восполняют потери, вот еще, обнимать и целовать! Наместник рехнулся, не иначе, раз издает такие приказы.

Изгнания они не ожидали, и когда это случилось, были ошарашены, кинулись к одному, к другому, но отвернулись все, даже ближайшие родственники.

— Сатрранг, ты же понимаешь, что это не справедливо! — пытался достучаться до бывшего друга Арришгс. — Из-за какой-то наложницы меня изгоняют, лишают всего!

— Это ты не понимаешь, поморщился Сатрранг. — Мы все хотим иметь детей и когда, наконец, спустя столько лет, был найден способ, благодаря которому наложницы не умирают и продолжают вынашивать, никому в голову не пришло отказаться от этого способа. Приезжала Искрящая и именно она велела поступать так, а не иначе. Только ты и Крригхар решили, что возможность иметь ребенка не стоит того, чтобы проводить с беременной женщиной больше времени и обнимать ее. Ты сам ослушался приказа Наместника и повеление Искрящей, что теперь от меня хочешь?

— Вы могли бы заступиться за нас с Гхаром на Совете! Но все, все промолчали и теперь нам приказано убираться из Нибелграна. Куда, скажи на милость, мы пойдем, если наш дом здесь? Жить в одиночестве среди людей?

— Повторяю, вы сами сделали выбор. Ты знал, что приказы Наместника не обсуждаются и если не хотел детей, зачем оплодотворял наложницу? Прости, у меня много дел и мое время вышло.

Арришгс проводил взглядом бывшего друга и повернулся к Крригхару.

— Что ж, мы сделали последнюю попытку, видимо, больше ничего нельзя сделать, придется улетать. Куда вот только?

— В какую-нибудь большую человеческую страну, — проговорил Гхар. — Там легче устроиться. Мы не нищие, проживем. А насчет «больше ничего нельзя сделать» — увидим, куда вывезет. Я не забуду, что нас изгнали, и не прощу. Жизнь длинная, посмотрим.

— Собираешься мстить? — хмуро уточнил Арришгс. — Кому? Всем подряд?

— Ты хочешь, чтобы мы одни страдали?

— Я вообще страдать не собираюсь. Ну, да, изгнали, но ведь не голыми и босыми, а со средствами и среди людей можно жить. Куплю большой дом, заведу слуг и гарем и плевать мне на Нибелгран. Люди слабые и трусливые, нам у них ничего не грозит. На рожон лезть зачем? Сам посуди, все драконы высказались за изгнание, всем отомстить нашей жизни не хватит, так зачем ее на это тратить?

— Я на рожон лезть не стану, но ушки на макушке держать буду и рано или поздно найду слабое место у всех Глав Родов. Ты прав — каждого дракона мы наказать не сможем, но кого смогу достать — я не пощажу.

На следующее утро два больших дракона взмыли в небо и медленно полетели в сторону человеческих земель. Никто не вышел их проводить, никто им не пожелал удачи или доброго пути, но пока изгои летели над Нибелграном, из окон каждого дома их провожали глаза соплеменников.

Неслыханное наказание, незавидная участь, не было бы беды!

Поговорить с матерью все же пришлось, но Анри подсказал взять с собой на встречу Рика, и баронесса вела себя почти безупречно.