Искушение Марии д’Авалос - страница 25

Ребенком Мария часто не знала, как поступить. Дело в том, что отеческая гордость принца Гаэтано красотой дочери привела к тому, что она поверила, что эта красота так покоряет других, что Мария может получить все, что ей угодно, — и уж конечно счастье. С другой стороны, Свева внушала дочери, что красота — дар Бога, и ее следует яростно охранять с помощью своей добродетели. При отце Мария была обожаемым ребенком, которого поощряли пользоваться своими чарами; при матери она была послушной дочерью, которая скрывала те же самые чары под вуалью добродетели. И когда Мария выросла, она в нерешительности колебалась между этими двумя полюсами.

В детстве принц Гаэтано казался ей экспансивным, беспечным и жизнерадостным, тогда как мать была замкнутой натурой, олицетворявшей долг и достоинство. Даже сейчас, когда Гаэтано был средних лет, он казался легкомысленным, в то время как Свева, по-видимому, стала еще благочестивее и еще истовее относилась к своим религиозным обрядам. Как странно, подумала Мария, что она, столь близкая по духу отцу, последние шесть лет вела образ жизни своей матери, сосредоточенный вокруг долга и религии. Ее потери и горе были тут ни при чем. Мария, созданная для радости и удовольствий, была так замучена ревностью Альфонсо, что стала скрытной. Ей хотелось разделить с кем-то этот свой тайный мир, как она делила его с Федериго, чтобы снова испытывать радость. Вот что, помимо прочего, она надеялась найти в браке с Карло. Хотя с ним и нелегко, это возможно. Разве музыка, в конце концов, не выражает радость жизни?

Мария заглянула в старую классную комнату. Ее с братьями обучала целая армия частных преподавателей. Она затмевала мальчиков на уроках древнегреческого и латыни, но больше всего ей нравилось переводить поэзию с этих языков на итальянский. Эти занятия разбудили в ней интерес к поэзии, и Мария начала писать стихи. Она обучилась игре на нескольких музыкальных инструментах — настолько, чтобы аккомпанировать себе, когда ей хотелось спеть свои стихи, положенные на музыку. Но в чем она действительно преуспела, так это в рисовании. Принц и принцесса, в кои-то веки придя к соглашению, были в восторге от талантов своей дочери. При ее красоте и прославленной фамилии всегда ожидали, что она выйдет замуж за представителя высших слоев неаполитанского общества, а увеселения в таких благородных домах требовали, чтобы хозяйка была хорошо образованна.

Мария бродила по комнатам старших братьев, сейчас незанятых, с закрытыми ставнями. Их регулярно проветривали и убирали, и они оставались такими же, как в тот момент, когда их покинули Фердинандо и Альфонсо. Фердинандо, обожаемый сын принцессы Свевы, единственный ребенок, к которому она оказалась способной проявить нежность, жил в Риме с их дядей Иниго, где последние десять лет изучал, а затем и практиковал светские и церковные премудрости. Альфонсо женился на своей кузине, наследнице Альфонсо Джоэни, и все еще жил в Мессине. Хотя в детстве они были близки, Мария редко с ним там виделась. Страсть Альфонсо Джоэни к реставрации церквей утомляла его, а поведение супруга по отношению к его сестре вызывало возмущение, так что брат редко навещал Марию.

Сколько раз Мария с Альфонсо весело носились по широкому мраморному холлу, два-три раза нечаянно разбив ценные предметы на консолях. Они любили докучать своими проказами старшему, более серьезному брату, мешая ему заниматься, пряча его очки, и испытывали его терпение, слегка ревнуя к нему мать, которая души не чаяла в своем Фердинандо. Фердинандо, питавший научный интерес к церковным трактатам, любил одиночество. В отличие от него, Альфонсо обожал веселье и был общительным, а когда стал старше, то часто приводил домой приятелей. Принцесса Свева запретила Марии заходить в комнату Альфонсо, когда там были молодые люди, но при любой возможности запрет игнорировался.

Однажды, когда Марии было тринадцать лет, она забежала в комнату Альфонсо и застала там кроме брата незнакомого молодого человека. Он раскинулся в том самом кресле, в котором сейчас сидела Мария, и добродушно спорил с ее братом о каком-то философском вопросе. Когда вошла Мария, он встал и тепло ей улыбнулся, и взгляд его не отрывался от ее лица. Когда Альфонсо ее представил, он не взял ее руку и не поцеловал, как делали другие молодые люди. Это был поразительно красивый молодой человек, который чувствовал себя весьма непринужденно, и, в то время как почти все мужчины носили длинные волосы, он был коротко острижен, в стиле римлян. Его внешность сразу же напомнила Марии о прямых, бесстрашных воинах из легенд и поэм.