Искушение вампира - страница 4

Моя рука поднималась все выше, до тех пор, пока пальцы не сомкнулись на шее девушки. Набухшая сонная артерия пульсировала под моей ладонью, и я едва мог совладать с искушением. Я был совершенно пуст, жажда становилась невыносимой.

Под этой бледной кожей бежит кровь… Теплая… Живая… Один легкий укус – и она хлынет мне в рот, наполнит меня, опьянит, утолит жажду. Я наклонил голову к руке девушки, привязанной к металлическому кольцу, и взял губами один из ее тонких пальцев.

Он вздрогнула и застонала, когда я чуть стиснул палец зубами и пососал его. Чудный, дразнящий вкус…

– Пожалуйста… – умоляла она.

Ее вкус был подобен вкусу жизни. Ошеломляющий. Мою кожу покалывало от желания, и я закрыл глаза, борясь с пустотой внутри. «Возьми все», – слышался в голове безжалостный голос моего создателя. Да, я мог бы взять все – вцепиться в нее, как жадный ребенок, осушить до дна – и все же не насытиться. Однако я никогда бы так не поступил, и у меня были на то собственные причины. Я провел языком по маленькой ранке, чтобы унять кровь, наслаждение ожидало нас впереди.

– Всего лишь «пожалуйста»? Пожалуйста – что? – спросил я, играя с ней.

Не сейчас.

Люди всегда торгуются. Удовольствие, боль – все становится предметом торга. Хищники превыше этого. Они берут все, что захотят и когда захотят, жертва не имеет права голоса. Сейчас промедление было пыткой для нас обоих – и вело к наслаждению.

Я вытянулся на столе подле моей жертвы, приблизив лицо к ее закрытой атласом щеке. Мы дышали одним воздухом. Каждый из нас страстно желал того, что мог дать другой. И все же вне этой комнаты мы никогда не узнали бы друг друга. Здесь были только голоса, вздохи, биение сердец… Тук… тук… тук…

И ошеломляющий вкус.

– Пожалуйста – что? – поддразнил я девушку, наклонившись к ее уху.

Вместо ответа она повернула голову, обнажая… нет – предлагая чудную шею с бьющейся, пульсирующей артерией. Челюсть свело от желания укусить, но вместо этого я лишь провел языком от ключицы до мочки уха, заставив мою маленькую овечку вздрогнуть от неожиданности. Я видел бледные шрамы, оставшиеся от других ночей, других… предложений. Не было нужды убаюкивать эту девушку мягкими отвлекающими видениями. Она ждала этой боли, желала ее, умоляла о ней… пожалуй, даже рискнула бы жизнью ради своего извращенного удовольствия, но это была моя игра. Я сделаю одолжение, когда сам того захочу…

И наконец-то время пришло.

Да, каждый из нас получил то, что хотел. Я опустил свою холодную руку на ее грудь напротив сердца и резко надавил. Вздох девушки превратился в стон, когда я впился в шею, крепко стиснув ее зубами. Окунаясь в океан боли, жертва вскрикнула и выгнулась над столом. Сладкая, как мед, теплая кровь хлынула мне в рот. Роскошная. Опьяняющая. Ах, если бы только маленькая овечка знала, как тонка линия между жизнью и смертью. Как легко мог бы я высосать жизненную эссенцию до последней капли, осушить мою жертву – пить, пока опустевшее сердце не остановится. Знай моя красавица, что она стоит на пороге смерти – попросила бы меня остановиться? Или молила бы о продолжении? Я не знал.

Как и подобает джентльмену, я сумел вовремя остановиться. Пока живительная влага текла в меня, я думал не о собственных удовольствиях, но о моей маленькой овечке.

Кровь за боль – таково было наше порочное соглашение.

Я провел ногтями по груди девушки, по старым рубцам, оставив под соском длинную кровоточащую царапину. Ее слезы, вытекающие из-под атласного капюшона, смешивались с крошечными капельками крови, и я собирал их языком. Этот будоражащий вкус манил меня, искушал снова приникнуть к ее шее и сосать, сосать без остановки, пока сосуд не опустеет. И я знал, что девушка никогда и ни за что не попросит остановиться.

Кровь, боль – и наслаждение…

Однако я сам знал, когда следует прекратить. Приблизившись к этой границе, снова провел ладонью по телу девушки, опускаясь все ниже, пока мои теплеющие пальцы не погрузились в ее влажное лоно. Тело маленькой овечки вздрогнуло в судорогах оргазма, и последние теплые капли крови скользнули мне в рот – как плата за наслаждение. Я отступил, напоследок осторожно коснувшись языком ее шеи. Пресыщенная, слишком слабая, чтобы хотя бы пошевелиться… лишь атлас капюшона задрожал, когда девушка прошептала: