Искушение вампира - страница 6

Элеонора касается языком кончика моего клыка, и я ощущаю дразнящий вкус ее крови. Нарастающее возбуждение и жажда бушуют во мне, как огненная буря. Если я не проявлю, осторожности и стану потакать Элеоноре в ее желаниях, она сумеет меня убить. Или же вынудит убить ее.

Я целую женщину, притягивая ее ближе и ближе. Наши тела все крепче прижимаются друг к другу, Элеонора разводит бедра, принимая меня в свое лоно. Мы сливаемся воедино в первозданном танце секса и смерти – и движемся к краю.

Она бесстрашно смотрит мне в глаза. Люди редко отваживаются взглянуть в лицо смерти. Элеонора называет меня красивым, возможно, для нее это действительно так. Я не помню своего лица и не знаю, на что похож взгляд моих лишенных души глаз. В ночь инициации я утратил свое отражение.

– Мой прекрасный зеленоглазый ангел-убийца… – шепчет Элеонора.

Она одаряет меня томной дразнящей улыбкой.

– Или ты дьявол с лицом кинозвезды? Пришел забрать остатки моей души?

В этот миг я ощущаю движение ее рук. Одна скользит по моим волосам, и острые ногти царапают кожу на голове. Вторая же почти не оставляет времени подготовиться. Я рефлекторно вскидываю собственную руку и хватаю Элеонору за горло. Я мог бы убить ее, просто стиснув пальцы, но она раздвигает мои бедра, обволакивая меня теплом своего лона. А потом – вскидывает руки над головой. Женщина сжимает острый, причудливо украшенный ясеневый кол, направленный мне в сердце.

Наши взгляды встречаются, и я вижу перед собой человека, который почти ровня мне. Не потому, что Элеонора сильнее или хитрее большинства людей, нет. Но она сделала то, что мало кому удавалось на протяжении всех этих столетий: отыскала слабое место в моей защите. Эта женщина обнаружила мое желание умереть. Променять один ад для нежити на другой…

Элеонора тяжело дышит. Ее грудь вздымается и опадает, когда она пытается вдохнуть хоть толику воздуха, борясь с железной хваткой моих пальцев на своем горле. В свете свечей кажется, что вытатуированная змея оживает на ее коже. Клеопатра прижала к груди змею… и погибла. Я медлю, наслаждаясь ощущением смертельной опасности почти также сильно, как нашей близостью. Впервые в такой игре я возбужден сильнее, чем Элеонора.

С яростным криком она обрушивает кол вниз.

Ее движение кажется мне медленным – словно во сне. В моем сознании несколько мгновений растягиваются в минуты. Это чудесное умение позволяет мне насладиться каждой следующей фазой действа – мимолетной улыбкой, предшествующей крику, малейшими сокращениями мышц на груди, движениями змеи, которая словно бы оживает, когда Элеонора наносит удар.

Кол протыкает кожу и ударяется о ребро, прежде чем я успеваю выбить его из рук Элеоноры. Мы тяжело дышим, словно долго бежали. Я почти не чувствую боли, мое тело сотрясается от возбуждения и ненависти. Ненавижу слабость, которая заставляет меня жаждать смерти – закономерного результата моего бунта. А эта женщина понимает все.

Глаза Элеоноры светятся торжеством. Она проводит рукой по моей груди, прикасаясь к ране, и ее пальцы окрашиваются кровью. Искусительница – она подносит руку ко рту и слизывает свидетельство моей слабости. Элеонора знает, что будет дальше, как знаю и я.

Ярость, секс и нечто похожее на покорность – с моей стороны, поскольку теперь я не могу остановиться. Я не позволю ей пить свою кровь, но не могу помешать упиваться моим возбуждением. Движением руки я опрокидываю Элеонору на спину и прижимаю к кровати. Теперь моя очередь. Я вхожу в нее, все глубже и глубже, не торопясь, заставляя женщину кричать и умолять о продолжении. Она вот-вот кончит, я – тоже, прижимаю губы к ее шее, стискивая зубами кожу, моя милая кричит громко – вот она, радость… Сейчас жизнь и смерть кажутся равно желанными, и то, и другое ведет к высшему наслаждению. Элеонора и моя овечка похожи – более чем сами могут осознать.

Я вдавливаю Элеонору в кровать, наполняя ее, но не утоляя голода. Руки комкают и разрывают простыни в тщетной попытке унять судороги моего – такого живого – тела. И в этот миг я ощущаю себя почти человеком. Впрочем, не назвал бы это поводом для гордости. Люди имеют слишком много… изъянов. Однако и я когда-то был человеком и в те времена чувствовал себя по-настоящему счастливым.