Искушение винодела - страница 6

Леон никогда не докладывал отцу о поведении брата, но не потому, что желал власти над Собраном, а лишь потому, что хотел поскорее забыть о его порочных деяниях, словно бы опасаясь заразиться греховностью.

На свадьбе Селеста спросила Собрана: «Отчего твой братец целовал меня как будто бы с жалостью?» Батист, одетый в форму канонира, подслушал это и подсказал: «Оттого что думает, будто пустить ветры — значит лишний раз доказать греховность мира», — и, вскинув брови, юный солдат поднял бокал за новобрачных.

Леон скатал тюфяк и приткнул его за дровяным ящиком, нагнулся, чтобы стянуть рубашку через голову. Заметив грязь на шее брата, Собран даже не поверил глазам, ведь Леон по природе своей чистюля.

Отец дожидался снаружи вместе с Кристофом Лизе, сестра которого, Женевьева, пропала. Он просил Жодо-старшего помочь поискать ее на том берегу реки.

Лизе на телеге, привязав позади единственную свою лошадь, и мужчины Жодо отправились к берегу и на пароме пересекли реку. Там отряд разделился: Жодо-старший вместе с Кристофом отправились вдоль реки на север, а Собран, Леон и Жюль, кузен Кристофа, — на юг. Жюль не знал, с кем Женевьева встречалась до исчезновения, во что была одета, зато он поведал о ее характере: солнечная, тихая, а значит, сама по себе пропасть, сбежать из дома она не могла.

Леон, оказывается, знал Женевьеву: детьми они впервые принимали причастие вместе; в одном классе учили катехизис у отца Леси.

— Нам тогда еще и десяти не было, — добавил Леон.

Собран помнил Женевьеву — она среди прочих девушек давила виноград в шато, потеряла головной платок прямо в бочке: все женщины Лизе славились роскошными белокурыми волосами, которые не в силах были укрыть или сдержать никакие платки, узлы, косы… Собран даже не помнил лиц дочерей Лизе, только волосы, волосы и затылки, подобные полным лунам, затмевающим лицо его друга. Как-то Батист сидел на ярме распряженной телеги перед ведром с водой; в одной руке он держал черпак, локтем другой упирался себе в бедро, поставив на кулак подбородок. Одним пальцем юноша оттягивал уголок рта, улыбаясь Собрану, и в этот момент появилась милая головка дочери Лизе, закрыв лицо парня, — девушка поцеловала Батиста.

Да, то была именно Женевьева.

Собран остановился оглядеть ивы по берегу реки — деревья гнулись под ветром. У самых ног, у каменистого берега, вода была тягучей, илистой, но под деревьями — глубокой. Жюль сказал, что из шато обещали послать людей на лодке — посмотреть у корней ив. Говорил он так, будто ищет не сестру, а ее труп. Будто знал: девушки уже нет в живых.

Они двинулись дальше. Низкое солнце освещало холмы; виноградники за рекой стояли почти голые. Земля позади них понемногу покрывалась зеленой травой, стебли которой восходили меж сухого укоса. Тучи побежали по небу; тень разлилась по земле не сразу, но когда солнце пропало, в воздухе принялись летать птицы с раздвоенными хвостами — вроде ласточек, — ловить насекомых.

Стало еще темнее. На галечном берегу, там, где река изгибалась, что-то белело. Жюль сорвался с места, Собран, чуть поколебавшись, двинулся следом. Остановились они у тела девушки с оголенными ногами и животом — вздутым и покрытым синяками. Кто-то задрал юбки девушке на голову; Жюль вернул их на место. Он всхлипывал, согнувшись пополам так, словно кто-то выпотрошил его и верхняя половина тела провалилась в пустую утробу.

С одной стороны в черепе девушки имелась вмятина: корка спекшейся крови покрывала лицо, а волосы до самых концов окрасились розовым. Предплечья раздроблены, челюсть искривлена так, словно девица хотела напугать младшего брата, но тут ее внезапно одернула мамаша.

Подоспел Леон, чуть прихрамывая, будто в ботинок ему попал камешек. Он снял куртку и набросил девушке на лицо, опустился рядом на колени и принялся молиться. Жюль в это время сел по другую сторону трупа, опустил голову между колен и, всхлипывая, принялся раскачиваться взад-вперед.

Собран сказал, что побежит в шато и там дадут залп из пушки, как и было условлено, — отзовут остальных людей с поиска.

Жара спала, хлынул дождь — его струи проходились по глади реки, словно прутья метлы. Собран остановился, упал на колени, а проблевавшись, вновь поднялся на ноги и рванул дальше.