Искушения олигархов - страница 8
…Время неумолимо клонилось к концу рабочего дня. А от Ситникова, пузатого главы администрации посёлка Перелыгино, не было ни ответа, ни привета. И это Косте — Пилоту совсем не нравилось. Не хватало ещё из–за такого дерьма, как упрямое Пузо, нарушать режим.
Пилот нажал кнопку громкой связи:
— Пушкина ко мне!
Войдя в кабинет, Пушкин первым делом глянул на часы:
— Ну чё, звонил?
Пилот отрицательно покачал головой.
— Знает ведь, сволочь, что у него всего два часа осталось, а тянет! — искренне возмутился Пушкин, осторожно почёсывая пах.
Прямо на поясном ремне Пушкина, аккурат на причинном месте был прицеплен мобильник последней модели. Сверкающий мобильник, золотистый. Оттого Пушкин казался тем самым конём известного маршала, которому курсанты Военного училища каждый год перед выпуском надраивают до блеска его конское достоинство. Правда, в отличие от конского, Пушкинский причиндал иногда начинал вибрировать и напевать звонкую мелодию из оперетты: «без женщин жить нельзя на свете, нет!».
Пушкинская манера носить навороченный аппарат прижилась во внуковской бригаде. И, в общем–то, стала именно той деталью, по которой пацаны издалека могли отличить своего от чужака.
— Сдаётся мне, Санёк, что на сей раз Ситников не просто так тянет, — Пилот задумчиво постучал по столу карандашом. — И ответа его мы не дождёмся.
— Думаешь, так серьёзно? — Пушкин с озабоченным видом поправил мобильник. Ну, понеслось! Кажется, пахнет палёным. Это и хорошо — за одну серьёзную операцию можно будет разом погасить долг перед пацанами.
— Есть у него какой–то покупатель московский. На него он, видно, и рассчитывает, гнида, — как бы равнодушно заметил Пилот.
Но давно и хорошо изучивший шефа Пушкин знал, что за таким спокойствием обыкновенно скрывается сдерживаемая ярость. Это Пилот только делает вид, что весь из себя такой сдержанный, как космонавт на орбите. Пушкину ли не знать! Если надо — Пилот умеет быть жёстким, как кровельное железо.
— Зря рассчитывает, — удивлённо подняв бровь, отрезал Пушкин. — Здесь наша территория. И все об этом знают. Что тут без нас типа ничего не делается.
— Ну, так и объясни ему популярно. Этак символически, от винта, — тонкие губы Пилота растянулись в очередной улыбке, а рукой он изобразил нечто напоминающее быстрое поступательное вращение.
— Всё готово, Пилот. Давно пора, — Пушкин взялся за мобильник. — Ну, я стартую? А то Пузо и впрямь совсем оборзел в последнее время.
— Выходи на взлётную. Но пару часов всё ж выжди. Авось одумается мужик, не камикадзе же он? — Пилот сдержанно улыбнулся, кривя тонкие губы.
Пушкин в ответ лишь неопределённо пожал плечами и с сожалением покачал головой. Чего ждать–то? И так всё ясно. Деликатничает Пилот, а зря. Легче семь раз отрезать, чем париться с переговорами.
— Да, и ещё, Саша, — бросил Пилот вслед уходящему Пушкину, тот обернулся. — Распорядись, пусть тот большой «цейсовский» сейф сегодня же у меня в кабинете установят. К утру чтоб было готово. А то смотри, уже всё вываливается, непорядок, — Костя демонстративно распахнул дверцу сейфа, стоявшего на небольшом возвышении по левую его руку.
Словно в ответ из распахнутого зева вывалилось несколько долларовых пачек. На денежки Пилот взглянул с нескрываемой нежностью.
— Сделаем. К утру всё будет в полном ажуре, — ответил Пушкин, сделав ударение на всеобъемлющем «всё».
Пушкин ликовал — руки чесались и требовали настоящего дела.
Мухи — существа вредные и бесполезные.
Но если бы не муха с её подлым жужжанием, Нюша наверняка бы проспала до самого ужина. Ведь давала себе слово, что подремлет всего минут пятнадцать–двадцать! А в результате продрыхла почти до пяти. Работать не хотелось, к тому же Юлиана Семёновна назначила встречу в беседке, чтобы открыть страшные перелыгинские тайны.
Ладно, работа — не волк, если будет настроение, можно и вечерком потерзать клавиатуру. Нюша окатила лицо холодной водой и проснулась окончательно. Теперь — убить муху и в путь.
Воздух был чист и прозрачен, пахло соснами. Хорошо за городом! По дорожке, выложенной серым камнем, Нюша вышла на полянку с пустовавшими лавочками. На одной из лавочек одиноко валялся жёлтый березовый лист. Что–то рановато в этом году…