Искусство жить (с)нами - страница 10

Давно сердце одного юноши стремилось к знаниям и постижению Истины, но постижение истины требовало долгих странствий. Окружающие его люди и собственный голос разума говорил ему, что оставить на долгое время пожилую мать в одиночестве будет верхом эгоизма с его стороны, тем не менее, он не поддался Лукавому и решился на сложный Путь, дорогу к которому нашёптывало ему его сердце. Ибо жертвование его стремлением к Истине не принесло бы благо миру. Через великие личностные переживания и слёзы, оставив мать в одиночестве, он долгие годы блуждал по Египту, Персии и Индии в поисках Истинны, а когда добыл её, явился домой, к родной матери и явил миру тот Свет Истины, который до сих пор многих людей ведёт к добродетели. А когда его сердце подсказало, что пришло время для самопожертвования, не размышляя о последствиях, он отдал себя на распятие на крест, и в этом был его Путь. — «Блаженны изгнанные за правду, ибо их Царство Небесное», — сказал тот юноша.

Теперь же, даже словами того юнца прикрывается Лукавый, ибо прошло слишком много времени. Основным оружием Обмана есть самопожертвование, а стремление по Пути осуждается людьми как эгоизм. Ибо несёт всё Слова, а слово порождает мысль.

«Благими намерениями выстелена дорога в ад», — говорили твои древние. Суть этого также и в ложной жертвенности. Созидая благо, идущее от разума, от Лукавого, вы забываете про то, к чему вас стремит ваше сердце. Живя мыслями об общественно-признанной добродетели, вы избегаете Пути, конец которого именно та цель, ради которой вы явились в Мир. И следуя таким «благим намерениям» всё, куда вы стремитесь, это только та точка, из которой вы всё начинали. А как сказал один муж прошедший свой Путь, — «Повторение одного и того же действия, надеясь на изменение результата, есть Безумие».

Я люблю тебя, Еремей, люблю крепкой родительской любовью. Твоя душа страдает от Лукавого, из-за того, что вокруг тебя слишком много властных людей, слова которых ты воспринимаешь как «честное», ты учён и в твоей голове много мыслей, ты добр и поэтому Лукавому так легко толкать тебя на поступки, которые ты не хочешь совершать. Но при этом ты хочешь жить, ты хочешь выжить и принести миру то, что суждено принести именно тебе. Внутренние терзания и слёзы на Пути, слушая своё сердце, вот что есть благое самопожертвование, а не жертва себя во имя хвалы окружающих. И даже если бы ты спас ту женщину ценой своей жизни, и люди восславили твоё имя, как благого героя, посмертно, ты бы не закончил свой Путь, и не принёс Истинной добродетели в Мир. Осуждение тебя Лукавым, есть один из первых признаков правильного Пути.

Поэтому всё изменится, Еремей, так же, как меняется Всё. Слово, рождённое мыслью, не принесёт больше Истины толкающей на Путь, ибо в нём Лукавый. Только голос сердца и поступки, вызванные этим голосом, смогут наставить мир на Путь. Я хочу, чтобы ты, Еремей, был одним из тех, кто через молчание будет нести людям Понимание Истины. И пусть Понимание, так же как Лукавый не будет иметь объективной сущности, пусть оно, как энергия, будет проникать во всё настоящее, постепенно распространяясь и подавляя Лукавого в сути своей. Не ты первый Еремей будешь нести немое Понимание в Мир, не ты и последний.

Еремей не мог остановить своих слёз и наполнить свой разум хоть одной мыслью. Он с благоговением созерцал образ Оленя, великого, чьи рога возвышались над кронами сосен веко-жителей, светлого, сущность которого была наравне с Солнцем, но при этом не ослепляла глаз.

— В Мире нет места разности между трактовкой слов людей, идущих по Пути, но есть место обрядам. Обрядность не рознит народы, а добавляет осознанности движению учения. Обрядность, как практика немым словам, даёт человеку ощутить на себе вес учения и поэтому Я не лишаю человечество обрядности на Пути новой Духовности.

Ты, Еремей, был отмечен старой обрядностью и для тебя она родная. Я не лишу тебя её, но повторю её. Я Крещу тебя, как когда-то твои родители Крестили тебя и ввели на тот Путь, с которого ты сошёл, — Олень осмотрелся вокруг. — Но в этом снежном лесу нет чистой воды, чтобы придать тебя Крещению, — Олень, вытянув шею, посмотрел наверх и, как будто выслушав что-то, от неведомого и неслыханного Еремею наблюдателя, сказал: — Хорошо. Я всё равно Крещу тебя.