Исламская интеллектуальная инициатива в ХХ веке - страница 17
Можно выйти через Белое, можно через Черное. Выйти через Белое, через синтез всего, – ложный путь, который ведет нас к космизму, неоплатонизму, к адвайта-ведантизму, к постулированию Великого Тожества, лежащего в основе клерикально-инициатического мировоззрения. Фатальное и финальное Черное – это не-цвет. Тут на помощь нам приходит некий контекст некоторых радикальных герметиков прошлого, которые говорили: наш свет рождается из Черного чернее Черного – Negrumplusquantumnegri. Если помещаешь в центр черного еще более черное, то начинает сиять потрясающий свет, распространяющийся по черному предыдущему. Это не свет огненного светила, он не иррадиирует – это и есть Нур, Аллаху нуру-ус самавати ва-аль ард.
Антон Шмаков. «И Господь – свет небес и земли».
Гейдар Джемаль. Правильно.
Максим Трефан. Вы как-то заметили, что в сонете Рембо «а» – черного цвета. В моем представлении это еще и цвет последней определенности, последнего утверждения. Это ведь определенный артикль, как the, то есть al начинается с «а», это первая гласная, алеф. Я думаю, есть три основных звука – «а» (открытый рот), «м» (сомкнутые губы) и «ф» – звук выдыхаемого воздуха.
Гейдар Джемаль. Я бы сказал – «х», которое не предполагает действия губами, просто щелевое сужение гортани. Вы совершенно правильно увидели ситуацию, но забыли еще «л». «М», «л» и «х» – являются наиболее крайними точками в любой фонетической системе…
Я думаю, что универсальности Послания не существует. Если Послание обращено ко всему сущему, то в нем нет напряжения, энергетического потенциала. Послание должно быть обращено к одной исключительной точке, которая лимитирует неопределенное безграничное множество. Вы берете лист бумаги, на котором существует неопределенное множество точек, сосчитать которые нельзя, – но лист конечен. Всякое Послание может быть только о конечности. И выявить эту конечность можно, только адресовавшись к одной-единственной точке. Вы ставите карандашом на лист точку – и сразу это пространство структурируется. Появляется точка, противопоставленная всем остальным – невидимым, потенциальным, непересчитанным. Эту точку не надо считать, она одна, но она мгновенно обнаруживает конечность всего множества, всей плоскости. Не дурную бесконечность цифрового ряда, а трансцендентную конечность. Именно к ней обращается Послание и говорит: докажи своей судьбой, своей единственностью, что лист, внутри которого ты выделена, действительно конечен.
Естественно, данной точкой является Человек – Пророк и Умма. Если бы это Послание было адресовано к джиннам, ангелам, к звездам – то оно было бы бессмысленно. Вот почему в Коране Аллах говорит, что все эти точки на листе, все реалии манифестированного космоса – отказались от Завета. И только наислабейший человек – согласился. Но ведь отказ от Завета свидетельствует о том, что Послание-то не универсально, а эксклюзивно.
Максим Трефан. Как же соединить «местечковый патриотизм» планетарного человека с его эксклюзивностью?
Гейдар Джемаль. Мы же говорим об эксклюзивности его инструментальной функции. Человек перифериен как онтологическая данность, но он помещен наместником, он избран.
Максим Трефан. Избрание не ставит его в привилегированное положение?
Гейдар Джемаль. Раскольников избрал топор. Это был единственный, уникальный топор, место которого потом – в музее. Но ведь этот топор не стал больше Раскольникова, больше старухи, больше Достоевского. Нет, это маленький кусок дерева, на который надет еще меньший кусок железа. Но он судьбоносен. Человек – инструмент. В чем проблема «языческих империалистов»? Они думают, что человек – это цель в себе. Человек затерян в эшелоне лестницы миров, над ним – великие существа, олимпийцы и т.д., но он – аналогичен, он может в процессе инициатического роста интегрировать в себе все эти состояния, реализовать в себе универсальный потенциал становящегося «я». Одна из книг Генона так и называлась – «Становление Человека согласно Веданте». Это – предельный горизонт традиционалистского геноновского взгляда.
Возьмем грубый аспект глины: материалистический гуманизм, в котором цель – социальная справедливость, человек, полностью раскрывающий свои возможности. Что такое для марксиста царство свободы, в которое человек попадает, преодолев отчуждение и реализовав провиденциальный смысл истории? Это ассоциация свободных индивидуумов, имеющих возможность полностью раскрыть свой онтологический потенциал. Вопрос – а зачем? Зачем этому дереву цвести, если некому будет смотреть и нюхать? Зачем этот комок биологической плоти, через который стреляют какие-то озарения? Идея антропоцентризма не выходит за рамки изощренного гедонизма. Все ограничивается здесь персональным опытом в его позитиве – то есть нужно у всех возможных спектров опыта чувствующего существа поменять знак минус на знак плюс. Но параллельно с этим есть ощущение того, что все существующее не имеет цели в себе. Потому что есть Уничтожитель, есть Коса. Если бы человек мог превратиться в бессмертного олимпийца, гедонизм которого является неотменимым утверждением,.. ну или если материя преображается, и человек попадает из царства необходимости в царство свободы, в теологический рай, где время исчезает… Но ведь Маркс не написал, что время исчезает, что физические законы утрачивают силу, яблоко больше не падает на Ньютона. И где же эта свобода? Вот если бы он написал, что приходит Махди и трансформирует Вселенную, в которой начинают действовать законы справедливости, которая наполняется победой над энтропией, и из камней подымаются розы, а воды тающих ледников начинают течь вверх – я бы тогда понял: да, царство свободы. Я не вижу, каким образом преодоление отчуждения от плодов своего труда меняет физические законы. Но ведь к этому же все сводится на самом-то деле. Вопрос именно в этом.