Исповедь любовницы Сталина - страница 6

По моему эскизу модная портниха сшила элегантное платье. Обновка И. В. понравилась. Мы с ним вместе перекусили. Он с удовольствием нажимал на жареное мясо, которое запивал вином. Ел жадно и некрасиво. Вошла экономка:

— И. В., вас срочно просит к телефону товарищ Сергей Миронович Киров. Он звонит из Ленинграда.

Отмахнувшись, словно от назойливой мухи, Сталин сухо проговорил:

— Я занят. Свяжите его с товарищем Маленковым.

После десерта И. В. предложил погулять. С наслаждением я дышала ароматом морозного лесного воздуха. Матовые лампы освещали нарядный зимний сад. Сталин вкрадчиво спросил:

— Почему, Верочка, у вас на душе неспокойно? Меня не бойтесь, я самый верный ваш друг.

Я очутилась на краю пропасти. С одной стороны подозрительный, влюбленный в меня И. В., с другой — Генрих Ягода со своим всезнающим аппаратом. Из-за сильного ветра вернулись в дом.

— В. А., вы, кажется, собираетесь нам что-то рассказать? Слава Богу, мы памятью не обижены. То что считаете для нас недозволенным, оставьте за кулисами своей души.

Коротко рассказала о встрече с Червяковым, о том, что приезжали сотрудники ГПУ Тупырин и Василий Петрович, что на Лубянке со мной недозволенным тоном «беседовал» Ягода и что он мне угрожал. На рябом лице Сталина выступила испарина. Он вспылил:

— Сволочи, мерзавцы! Придется этих блядей кастрировать! Ягода нас еще узнает! — После столь неблагозвучной тирады он спросил — Кинорежиссер Евгений Червяков ваш любовник? Вы с ним спали?

— Товарищ Сталин, клянусь жизнью, что нет! — выпалила я. — Он товарищ моей юности.

— В. А., я не ревнивый человек, но вас прошу быть как можно осторожнее. Старайтесь себя и тем более меня не компрометировать.

После короткого отдыха Сталин мягко сказал:

— Когда кипит кровь, ей надо дать возможность остыть, а потом найти для нее благоприятный выход…

Рассмотрела его как следует: роста маленького, тело на редкость некрасивое, костлявое, ключицы выпирают, позвонки выделяются, туловище узкое и короткое, а руки и ноги чрезмерно длинные. Правая рука длиннее левой.

И. В. крикнул:

— Когда тебе хочется, ты умеешь ласкать! Вам, артистам, особенно балеринам и певицам, верить нельзя, — проговорил он нравоучительно. — Правду у вас все равно не узнаешь.

Неожиданно он спросил:

— Где собираетесь летом отдыхать? В Крыму или на Кавказе?

— Я об этом еще не думала.

Завтракала одна. Прислуживала экономка с добрыми глазами. В машине Василий Петрович радостно сообщил:

— Получил ордер на квартиру, теперь мы соседи.

Не слушая его, проговорила сквозь зубы:

— Мне абсолютно безразлично, где вы будете жить.

В театре приступила к репетициям оперы Мусоргского «Хованщина». В работу мне дали партию Марфы. Сердцем чувствовала, что Сталин непременно придет на этот спектакль и что ему будет приятно, если я окажусь на высоте. На премьеру пришла вся театрально-литературная Москва. За пять минут до начала спектакля в правительственную ложу вошел Сталин.

После второго акта капельдинеры поднесли мне корзину зимних тюльпанов и гиацинтов. Эти цветы всегда вызывают печаль. Возможно, что я, как всякая женщина, склонна к излишней сентиментальности.

За кулисы пришел импозантный, гордо-величественный кумир театральной Москвы Константин Сергеевич Станиславский.

— Дорогая и несравненная Вера Александровна! — сказал он. — Если вы когда-нибудь захотите перейти на драматическую сцену, помните, что двери нашего Московского Художественного театра для вас всегда открыты. В доказательство моих слов, позвольте преподнести вам корзину цветов и постоянный именной пропуск, подписанный директором театра Василием Ивановичем Немировичем-Данченко.

В эти минуты я была самая счастливая.

Артисты Художественного театра пригласили «на капустник». Было смешно, весело, просто. Драматические актеры исполняли цыганские романсы, оперные басы нараспев, речитативом читали стихотворения Саши Черного, Есенина, Гумилева. Артисты эстрады разыгрывали сцены из трагедий Шекспира, Софокла, Шиллера. Великие «старухи» Малого театра пели шуточные частушки, которые специально сочинили для этого вечера.

Братья Иван Москвин и Михаил Тарханов на извозчике отвезли меня домой. Михаилу Михайловичу Тарханову нужно было сойти раньше, но он медлил, хотел, чтобы первым этот шаг сделал Москвин. Обнимая меня, Иван Михайлович ласково проговорил: