Исповедь о женской тюрьме - страница 7

Изолируя подозреваемого, общество наказывает вместе с ним и его семью. Родные люди не имеют возможности связаться с близкими, дать совет, помочь или просто увидеть. Единственное, что они могут сделать — это положиться на адвоката, вверить жизнь своих любимых в руки постороннего человека и попытаться спокойно заснуть.

Все внутреннее устройство ИВС неправильное и противозаконное. Десять дней я находилась там, спала без матраса на голой панцирной кровати. На лице был вечный отпечаток в виде сетки. Помещение не отапливалось, и ни о каком одеяле речь не шла. По моей камере проходила труба, и в ней я обнаружила кран.

Когда мне приносили чай, в алюминиевой кружке, покрытой жиром, я быстро выпивала его и в эту кружку наливала воды из трубы, чтобы хоть как-то умыться. Охранники — исключительно мужчины, которые в любое время могли открыть окошко для еды и любоваться тем, как ты справляешь свои биологические нужды.

Звукоизоляция в здании была нулевой, поэтому шаги в коридоре раздавались издалека. Я прислушивалась к каждому звуку и вскоре знала, когда кто-то приближался к камере. Догадалась я и когда у охраны была пересменка: в это время становилось тихо, никто не шаркал, не кричал, не открывались двери камер. Вот тогда можно было спокойно сходить в туалет, не опасаясь внезапного появления тюремщиков.

Помыться здесь и вовсе не представлялось возможным. Приходилось использовать ледяную воду из-под крана, а была зима. Теперь возмущение по поводу отключения горячей воды, казалось просто смешным. Дома воду давали с шести и до девяти каждый день, а я и не знала своего счастья.

В исторических фильмах судьбы несчастных заключенных (которые всегда оказывались невиновными) очень сильно трогают нас, вызывают негодование и сопереживание, но ведь то, что происходит в наше время, совсем рядом от наших уютных квартир, не намного отличается.

В один из дней меня вывели из камеры уже поздно вечером и куда-то повели. Не успела я испугаться, как попала на кухню. Там стоял огромный чан с водой, и высились горы грязной посуды. Не знаю, чем это мотивировалось (думаю тем, что я была единственной женщиной на ИВС), но мне любезно предложили все это помыть. Охранник, мужик лет сорока, сказал:

— Вот тут мыло, вот тряпка. Надо помыть, — по-бытовому так, словно говорил это жене.

Я встала в позу, уверенная, что главное не подавать виду, что они могут меня сломать и что-то мне сделать.

— Не буду я ничего мыть, — твердо заявила я.

У меня все время было ощущение, что надо будет сражаться, что надо быть готовой к битве, к сопротивлению, к боли. Поэтому я растерялась, когда охранник сказал:

— Не хочешь, не надо, — и как-то даже грустно и устало вздохнул. Наверное, представил, что теперь мыть посуду придется самому.

Мое сопротивление было вызвано, тем, что насмотревшись фильмов, я считала, что после этого меня начнут презирать все заключенные, а охранники еще чего доброго решат, что теперь можно попросить и о других услугах. Слава богу, ничего подобного не произошло. Никто меня не бил, не трогал, не угрожал. Меня просто отвели назад в камеру. Может, кому-то нравилось провести время не в камере, а в другом месте и разнообразить свое существование, не знаю. Моей гибкости в то время не хватало на подобные измышления, поэтому я гордилась своей победой. Может, я смогла бы потом выпросить какие-то блага за оказанную услугу, например, матрас или горячей воды, этого я теперь не узнаю никогда. Думаю, что сейчас я, окажись там, смогла бы добиться многого, не позволила бы себя так унижать. Но тогда мне едва исполнилось восемнадцать и никакого жизненного опыта не имелось. Думаю, что даже если бы я и знала свои права, то это бы не помогло, ведь эти необразованные охранники вряд ли знали бы о них так же хорошо, как я. Просто подняли бы на смех. Такое случается сплошь и рядом.

Для кого не становилось мучением посещение каких-либо государственных учреждений? Кто не сталкивался с безграмотностью и необразованностью? Если говоришь в органах о своих правах, то в лучшем случае тебе ехидно скажут: «Умные все какие!» Так словно умным быть плохо и незавидно. Зачастую люди, работающие в госструктурах, не знают даже того, что входит непосредственно в их профессиональные обязанности. Особенно это было распространено в те годы, когда любую мало-мальски приличную работу можно было получить, только имея связи и деньги. Что уж говорить о глупых мальчишках-охранниках или даже о взрослых мужчинах представителях данной профессии, которые не нашли ничего лучшего в жизни, кроме этой работенки.