Исповедь обезьяны из Синагавы

Пожилую обезьяну я встретил на источниках М*, что в префектуре Гумма. Лет пять назад случайно оказался в этом горном захолустье и переночевал в покосившейся от времени гостинице.

Помнится, я путешествовал куда глаза глядят, и, когда сошел с поезда в том курортном городке на водах, часы показывали восьмой час вечера. Осень близилась к концу, солнце давно село, и окрестности потонули в темно-синих сумерках, как это обычно бывает в горах. Дувший с вершин колючий ледяной ветер с шелестом гонял по дороге опавшие листья размером с ладонь.

Я брел по центру курортного городка, подыскивая, где бы заночевать, но тщетно: уважающие себя гостиницы после ужина постояльцев не принимают. Заглянул в пять-шесть мест, и ни в одном со мной церемониться не стали. Лишь на унылой окраине отыскался заезжий дом с источником, где можно было переночевать без ужина. Неказистое оказалось заведение — прямо-таки в стиле старинной «ночлежки с платой за дрова»[1]. Строение много повидало на своем веку, но заброшенным отнюдь не выглядело. К нему не раз что-то пристраивали, и эти заплаты нисколько не сочетались с самим зданием. Сомневаюсь, что оно б выдержало ближайшее землетрясение: оставалось только молиться, чтобы стихия не разыгралась в ближайшие дни.

Ужин не предоставлялся, однако завтрак накрывали, и плата за постой была скромной. Рядом со входом ютилась простенькая конторка, деньги вперед у меня принял лысый старик совсем без бровей, отчего большие глаза его, казалось, причудливо сверкали. На подушке возле старика крепко спала большая бурая кошка — тоже, похоже, преклонных лет. У кошки, видимо, что-то не так было с носом — она слишком громко храпела, и храп ее временами тревожно сбивался. В той гостинице все казалось обветшалым, уставшим и старомодным.

Как и все номера с татами, отведенная мне комната оказалась тесной, лампа под потолком — тусклой, пол несчастно поскрипывал при каждом шаге. Но выбирать не приходилось. Хорошо, что есть хоть какая-то крыша над головой да постель.

Номер не располагал к тому, чтобы сидеть в нем просто так, и я, оставив там свою единственную сумку, которую носил через плечо, отправился в город, где скромно поужинал в ближайшей лапшичной. Других открытых заведений я там попросту не приметил. Заказал несколько видов закуски к пиву, съел горячую собу. Обычная то была соба, не сказать, что очень вкусная, да и суп остыл, но выбирать опять-таки не приходилось. Куда лучше, чем ложиться спать натощак. После лапшичной я хотел было купить еще чего-нибудь съестного и виски, но не нашел ни одного магазина. После восьми вечера работало только несколько тиров. Делать нечего, я вернулся в гостиницу, переоделся в халат и пошел на нижний этаж принять о-фуро[2].

По сравнению с убогим зданием гостиницы и ее оборудованием горячий источник оказался на удивление прекрасным. Вода — насыщенного зеленого цвета, ее не разбавляли, запах серы — резкий, как нигде нынче, так что тело мое прогрелось до самого нутра.

Других постояльцев в источнике (а может, и во всей гостинице) не оказалось, поэтому я, не торопясь, наслаждаться купанием. Вскоре у меня зашумело в висках, я выбрался из воды, немного остыл, а потом опять залез в источник с мыслью: как хорошо, что я здесь остановился, можно расслабиться по-настоящему — это куда лучше, чем толпы туристов в крупных гостиницах.

Когда я отмокал в ванне в третий раз, загрохотала сдвигаемая дверь и вошла обезьяна. Тихо произнесла:

— Простите за беспокойство.

Признаться, до меня не сразу дошло, что это обезьяна. От насыщенной термальной воды голова была в тумане, к тому же говорящую обезьяну встретишь не часто, так что ее облик и осознание того, что передо мной животное, долго не могли слиться воедино. Некоторое время я отсутствующе следил сквозь клубы пара за действиями обезьяны.

Задвинув стеклянную дверь, она составила разбросанные по полу шайки в стопку, замерила большим термометром температуру воды. Вглядываясь в шкалу, прищурилась, будто бактериолог, который только что обнаружил новый болезнетворный штамм.