Испытание чародеев - страница 65

Ее мать только вздохнула, когда они удалились в палату, дверь закрыла их от всего мира. Ее родители обменялись взглядами, прежде чем их внимание вернулось к Эйре. Их наполняла странная и необъяснимая печаль.

— Просто скажите мне, — снова потребовала Эйра, на этот раз мягче. — Что бы это ни было, я смогу это принять.

— Ты не знаешь, о чем просишь, — сказала мама, сверкая глазами.

— Перестаньте обращаться со мной, как с хрустальной вазой! Раз я говорю, что могу, значит могу. — Если сегодняшние события этого не доказали, то Эйра не знала, что может.

— Очень хорошо, — сказал ее отец. Она понимала, что действовала ему на нервы из последних сил. Но Эйра не чувствовала раскаяния. Какой бы ни была эта тайна, было ясно, что ее давно пора раскрыть. — Если ты считаешь, что ты достаточно взрослая, чтобы справиться с правдой, мы дадим ее тебе.

— Херрон…

— Нет, Реона, она явно считает, что готова. — В словах ее отца слышалось волнение.

— Эйра, мы очень тебя любим. — Мама легко забрала кружку из рук Эйры. Эйра не сопротивлялась, когда та поставила ее на ближайший стол. — Мы всегда будем это делать, все, чего мы когда-либо хотели — это самого лучшего для тебя.

— Я знаю, — сказала Эйра слабее. Первые уродливые ростки сожаления подняли головки, чтобы зацвести. — Мне не нравятся некоторые вещи, о которых вы меня просили. Мне не нравится, когда вы оба балуете меня, и Маркус… и остальная часть семьи. Я не люблю секретов. Но ничто из этого никогда не заставляло меня сомневаться в вашей любви ко мне.

Ее отец шагнул вперед, скрестив руки на груди. Он был той внушительной горой, которую Эйра помнила с детства. Кем-то, с кем только у Маркуса когда-либо был шанс сравниться.

— Мы не твои биологические родители.

Она моргнула, снова моргнула, будто внезапная проблема с ее ушами могла быть устранена, если бы мир стал лучше виден.

— Вы… что? — Ее голос был далеким, отстраненным и не походил на ее собственный. — Я не думаю, что я…

— Эйра, послушай. — Мама задумчиво погладила ее по волосам. — Мы всегда считали себя твоими родителями… твоими настоящими родителями. Мы — твоя семья. Мы любим тебя.

Эйра повернула голову, чтобы посмотреть на женщину, прикасающуюся к ней. Глаза ее матери… Реоны были наполнены потаенной болью, которая грозила выплеснуться наружу. Эйра несколько раз моргнула, пытаясь увидеть маму такой, какой она была когда-то, но лицо рядом с ней вдруг стало странным.

Она повернулась к отцу… к Херрону.

— Вы лжете.

— Эйра… — начала говорить Реона.

— Вы лжете! — Эйра оттолкнула женщину. Она отшатнулась назад, ее тело болело при каждом шаге, но это было не из-за испытаний. Это было от раны, которая была у нее всю ее жизнь, а она никогда не знала.

— Нам нелегко говорить тебе это. Эйра, пожалуйста… — Реона попыталась успокоить ее.

— Ты сказала, что готова, так веди себя соответственно, — огрызнулся Херрон. Он всегда был на взводе, когда ему было больно. Так было в тот раз, когда они были на пляже, и ее подхватил прилив. Они думали, что она утонула. Ее отец кричал на нее сквозь слезы. Эйра смотрела ему в глаза, ища тепла и не находя его. Ей хотелось накричать на него, чтобы выплеснуть эмоции, пока ее разносило на куски перед ними обоими.

— Как… если вы не… то кто? — с трудом выговорила она.

— Однажды зимней ночью тебя оставили на пороге нашего дома, — ответил Херрон. Его деловитый тон было неприятно слушать. — Мы обнаружили тебя только утром. Ты была так неподвижна, что мы подумали, будто ты замерзла до смерти. Но твоя мама все равно настояла, чтобы мы отнесли тебя внутрь. Ты согрелась и начала плакать.

— Я могла и не рожать тебя, — мягко сказала Реона, — но ты во всех отношениях моя дочь, как Маркус мой сын.

Слушая, Эйра рылась в своих самых далеких и ранних воспоминаниях в поисках каких-либо намеков на то, о чем говорили ее родители… какого-то доказательства, что все это было правдой. Но она ничего не смогла найти. Ее самыми ранними воспоминаниями были игры с Маркусом зимой.

С ее братом.

Не ее братом?

Эйра обхватила голову обеими руками. Она потрясла ей, словно могла сбросить эту правду, как снег с плеч. Это была правда, она знала, что это так. Какая-то часть ее, должно быть, всегда знала, потому что теперь это казалось ужасно очевидным.