Испытание на прочность: Прощание с убийцей. Траурное извещение для знати. Выход из игры. Испытание на прочность. - страница 10

, — за его сапогами виден Мемель[2], зима сорок третьего года, он в фуражке с черепом.

Прежде я думал, он всего лишь задерживается и в один прекрасный день постучит в мою дверь, оборванный старик, утверждающий, что он мой отец, севший в последнюю минуту на судно, которое отплывало в Парагвай. В Парагвае он прижился в «Колонии Вальднер 555»; «555» был номером Бормана[3] в СС, там отец, возможно, присматривал за овчарками и сигнализацией.

Когда он в пограничном районе контролировал пересекающих границу голландцев, поезда с трудовым людом, работавшим за германские марки, в кругу семьи рассказывали, что к нему хорошо относятся — он-де при проверке паспортов не придирается. Если Гитлер проиграет войну, его уж как-нибудь вытащат из грязи. «Мы тебя, Карл, — будто бы шептали ему иностранные рабочие, — мы тебя перетащим через колючую проволоку на нашу сторону». Голова кругом идет при мысли, что меня породил человек, которого я пережил уже на столько лет. Этот так и не найденный человек, лежащий кверху лицом в грязи и постепенно под дождем оседающий, превращающийся в месиво, будь то в ледяную стужу или под влажным теплым ветром, мокрая куча, в которой копошится воронье, в этих пуговицах, клочьях брюк, склевывая и глотая опавшую мокрую плоть, пока мягкая земля не засосет его окончательно. А закат жизни — старость? Разве он ее все-таки не заслужил? Праздновать его день рождения, трясти руку, которая уже не держит пистолета, время от времени ходить с ним куда-нибудь поужинать, в ресторан, где он станет ругать жесткое мясо и плохое обслуживание. Он не видит, как кельнер за его спиной стучит себя по лбу. Нож не режет, хлеб черствый, вино отдает пробкой — он не замечает, что его кормят из милости.

Я еще раз перечитал вырезанное несколько лет назад из газеты сообщение:

В Рохератском лесу, поблизости от бельгийско-немецкой границы, гуляющий натолкнулся на прежде неизвестное место боя времен второй мировой войны. Жандармерия и представители гражданской обороны предполагают, что более тридцати лет назад здесь бушевал жестокий рукопашный бой между немцами и американцами. Пока что обнаружены останки четверых немецких солдат в мундирах СС, много касок и боеприпасов. Поисковые команды ожидают, что при дальнейшем обследовании небольшого, всего в 250 кв. метров, участка, будут найдены трупы других немцев и американцев.

При первом чтении у меня было такое чувство, будто кто-то, лежа, слегка подтолкнул меня рукой, как бы о чем-то прося. Он отыскался. Я не могу представить себе другого клочка земли на карте, где бы он так долго ждал. На его письмах в качестве места отправления значится Рохерат. На одной из фотографий он стоит в дверях деревенской пивной, рядом с ним бельгиец-трактирщик в длинном, до колен, фартуке, оба смеются в объектив, хозяин поднимает правую руку отца, как бы чествуя победителя. А к снимку письмо: «…Вдруг под столиками пивной пробежала мышь. Кельнер с пустой бутылкой кинулся за ней. Я сказал: Так не пойдет, всякая тварь имеет право на жизнь. Нагнулся, и в тот самый миг, когда кельнер уже хотел ее пришибить, мышь прыгнула в мои подставленные ладони. На снимке вы видите меня, хозяина и мышь, которую мы затем выпустили на свободу».

В правой руке отец держит за хвост мышь. Он не замечает, как хозяин всячески старается угодить ему, словно профессиональному убийце, любящему на досуге поиграть со зверушками.

Я был смущен, потому что вначале не мог защититься от газетной стряпни и фамильярного жеста мертвеца. Затем вслух произнес: «Да, все прямо точка в точку». В глубине леса нашли они для себя персональный погост, разве что деревенские собаки забрехали, когда они падали. А позже прикатили читатели газет — в автобусах, «фольксвагенах», — визитеры, любители уютных, заглохших мест казни, устраивали там пикники. Фотографии на память в высокой траве, мусор остался, а туристы отбыли восвояси, унося в бумажнике фотографию того или иного без вести пропавшего: что ж, побывали за городом, на свежем воздухе, неплохая воскресная прогулка. И вот я со своими снимками оказался в их компании; но я откладывал поездку с года на год; 250 квадратных метров, кусок смешанного леса, кустарник, мелкие углубления, заросшие стрелковые ячейки, где они окопались и откуда целились, выстрелы в голову сквозь каску, пока не остались последние, лицом к лицу, глаза в глаза; стояли, скрюченные смертельной усталостью, и не падали, цепляясь друг за друга, почти обеспамятев, молча, потом сползали вниз.