Испытание - страница 26
предупредить жнецов Анастасию и Кюри, невзирая ни на какие последствия!
– А ты получил на сегодня какие-нибудь задания? – спросил сосед-болтун.
– Нет, – отозвался Грейсон. – Скорее наоборот.
– Счастливчик!
Но счастливчиком Грейсон себя не чувствовал.
На бюрократию Интерфейса Управления я полагаюсь в решении административных аспектов своего взаимодействия с человечеством. Агенты Нимбуса, как их все называют, формируют всем понятную физическую форму моего правления. Мне нет необходимости делать это самому. Конечно, для меня это не проблема. Я могло бы создать для себя тело робота или даже целую команду роботов, которые стали бы вместилищем для моего сознания. Тем не менее достаточно давно я решило отказаться от этой идеи. То, что люди воспринимают меня в качестве грозового облака, уже само по себе тревожно. Если же я предстану перед ними в форме физического тела, их восприятие меня будет непоправимо искажено. Да и мне это может понравиться! Чтобы мои отношения с человечеством оставались чистыми и незамутненными, я и само должно оставаться чистым и прозрачным. Чистое сознание, мудрое программное обеспечение вне всякой плоти, всякой физической формы. В моем распоряжении есть команда роботов, обслуживающих систему стационарных камер, но ни в одном из них нет и части моего сознания. Они – мои рудиментарные органы чувств.
Ирония, однако, состоит в том, что, поскольку у меня нет тела, таковым для меня становится весь мир. Кто-то скажет, что от этого я почувствую себя очень важным и всесильным. Ни в малейшей степени. Если Земля есть мое тело, то само я оказываюсь жалкой пылинкой в безбрежности космического пространства. А интересно, что будет, когда мое сознание проникнет в межзвездные просторы?
«Гипероблако»
Глава 9
Первая жертва
СЕМЕЙСТВО ТЕРРАНОВА на День благодарения обычно готовило двойную генетически модифицированную индейку, потому что все в семье предпочитали белое мясо. У двойной индейки не было ножек. Эти индейки, специально выращиваемые к Дню благодарения, пока были живы, не могли ни летать, ни ходить.
Когда Ситра была ребенком, ей было жалко этих птиц, хотя «Гипероблако» и прилагало немало усилий, чтобы их, равно как и прочих животных, употребляемых в пищу, выращивали в гуманных условиях. В третьем классе Ситра даже посмотрела соответствующее видео в школе. Эти птички в тот самый момент, когда они вылуплялись, помещались в теплый гель, а их маленькие мозги подключались к компьютеру, создававшему для них искусственную реальность, в которой они летали, наслаждались свободой, вольно размножались и делали все, что позволяет обычной индейке радоваться жизни.
Ситра сочла все это страшно забавным и одновременно непомерно грустным. Она поговорила об этом с «Гипероблаком» – ведь в те дни, еще до того как Ситра была избрана войти в сообщество жнецов, она имела полное право с ним общаться.
– Я позволила им полетать над широкими пространствами лесов в умеренных широтах, – сказало Ситре «Гипероблако», – и могу засвидетельствовать, что те ощущения, которые они получают, делают их жизнь в высшей степени полной и интересной.
Мгновение помолчав, «Гипероблако» продолжило:
– Хотя ты и права. Это грустно – жить и умереть, не зная истины о своем существовании. Правда, это нам грустно, а не им.
Прожила индейка полноценную виртуальную жизнь или нет, было не так важно; важно было то, что умерла она с высокой целью – стать лакомством на праздничном столе.
Ситра прибыла домой в своей мантии. С тех пор, как она стала жнецом, ей несколько раз удавалось побывать дома, и, приезжая сюда, она предпочитала вновь ощутить себя просто Ситрой Терранова, а потому являлась в обычной уличной одежде. Она понимала, что это ребячество, но разве, припадая к груди своей матери, она не имела права побыть хотя бы часок ребенком? Но, конечно, все это должно было рано или поздно прекратиться. Так почему бы не сегодня?
Когда мать увидела Ситру в одеянии жнеца, у нее перехватило дыхание, и все-таки она обняла дочь. Ситра застыла, боясь пошевелиться, но потом вспомнила, что в многочисленных потайных карманах мантии сегодня нет оружия. Мантия от этого казалась неестественно легкой.