Испытания Морриган Кроу - страница 13

Почерневшие Небесные часы мрачно нависали над буйством праздника. В полночь их цвет сменится на нежно-розовый – весна Первого года эпохи каждому обещает счастливые перемены, и ночь в канун её всегда полна надежд.

Однако не для всех. Морриган Кроу в эту ночь точно знает, чего ожидать. Как любой ребёнок, рождённый ровно одиннадцать лет назад, с наступлением Тьмы прошлой эпохи, в полночь она умрёт. Проклятие исполнится, и Одиннадцатый год завершится вместе с её короткой жизнью.

В семействе Кроу тоже отмечали это событие – в каком-то смысле. Особняк на холме погрузился в сумрак: свет приглушён, шторы задёрнуты. На обед поданы любимые блюда Морриган: бараньи котлеты, жареный пастернак[1] и мятный горошек. Корвус терпеть не мог пастернак и в обычный день ни за что бы не разрешил подать такое на стол, но сегодня лишь угрюмо молчал, когда служанка навалила ему полную тарелку. Уже достаточно, чтобы понять – событие из ряда вон выходящее.

Тишину в столовой нарушало лишь звяканье ножей и вилок. Морриган старалась прочувствовать вкус каждого кусочка, каждого глотка воды, а тиканье часов звучало барабанным боем военного оркестра, сопровождающего её к последнему мигу земного существования.

Только бы не мучиться! Где-то в книжках было написано, что про́клятые дети умирают быстро и безболезненно, будто засыпают. Интересно, а что потом? Попадёт ли она в Лучший мир, как уверяла кухарка, и правда ли там живут Вышние, которые принимают к себе умерших? Потому что, если… Нет, даже думать о таком не стоит! Когда-то, послушав кухаркины истории о тварях, обитающих в Худшем мире, Морриган не гасила в спальне свет целую неделю.

Великолепный праздничный обед накануне собственной смерти – как странно! Совсем не похоже на день рождения и вообще на праздник. Скорее уж на преждевременные похороны.

Произнесёт ли кто-нибудь хоть слово? Едва Морриган успела подумать это, как отец значительно откашлялся. Айви с бабушкой обернулись к нему, не донеся до рта свою баранину и горошек.

– Я… э-э… хочу сказать… – начал Корвус и вдруг замялся. – Я хочу сказать…

Глаза Айви увлажнились, она ободряюще сжала руку мужа.

– Продолжай, дорогой, мы слушаем.

– Я просто… – Он снова замолчал и громко кашлянул, прочистив горло. – Я хотел сказать, что… баранина сегодня очень удалась… прожарилась на славу.

Ответом было одобрительное бормотание, затем сосредоточенное звяканье возобновилось. Морриган хорошо понимала, что ничего лучшего ждать не приходится. Да и баранина в самом деле удалась.

– Что ж, если никто не против… – заговорила Айви, изящно утирая губы льняной салфеткой. – Я не так давно вошла в семью, но думаю, мне будет уместно сказать сегодня несколько слов.

Морриган выпрямилась, напуская на себя трогательное смирение. Наконец-то! Может, мачеха хотя бы извинится, что напялила, словно на свадьбу, вычурное ажурное платье с рюшечками! Или признается, что, хоть и не сказала за всё время падчерице и десятка слов, любит её, как родную дочь, и хотела бы узнать получше, а теперь будет тосковать и лить на похоронах горькие слёзы. И пускай вся косметика стекает по хорошеньким щёчкам грязными ручьями, думать она будет только о милой, милой, навсегда ушедшей Морриган!

– Корвус не очень хотел пока говорить об этом, но я думаю, Морриган не станет возражать…

– Ничего, всё нормально, – кивнула она.

Айви взглянула на падчерицу с благодарной улыбкой и, приободрившись, поднялась с места.

– Я хочу сказать, что… у нас с Корвусом будет ребёнок.

За столом воцарилось молчание, затем раздался страшный грохот: служанка в дверях уронила поднос. Корвус попытался улыбнуться своей молодой жене, но получилась уродливая гримаса.

– Ну что? – нетерпеливо нахмурилась Айви. – Нас кто-нибудь поздравит?

– Айви, дорогая… – Старшая Кроу взглянула на неё с ледяной улыбкой. – Возможно, твою новость приняли бы лучше в более подходящее время… Например, на следующий день после того, как моя единственная внучка должна будет трагически покинуть нас в возрасте одиннадцати лет.

Как ни странно, эти слова заставили Морриган немного воспрянуть духом. Ни разу в жизни ей не приходилось слышать от бабки подобных сантиментов. В груди шевельнулось тёплое чувство к старой злобной стервятнице.