Истерли Холл - страница 2

За их спинами, в самом конце выстроенного у левой стены ряда кухонных плит, громко урчала печь. Эви затопила ее перед тем, как пойти в церковь на службу. Придется приглядывать за ней еще несколько часов. Всю кухню пропитал густой дух печеной картошки, доносившийся из крайней плиты, где картошку оставили томиться, чтобы подать теплой вместе с закусками. Эви глянула по сторонам и махнула людям из кухни и прачечной, сидевшим пока в зале для персонала. У них был перерыв. Потом они наденут свою праздничную форму и займутся делом: во-первых, им надо будет отнести угощение в Оздоровительный центр имени капитана Нива. Там, как всегда, лежало много пациентов, поправляющихся после травм, полученных, правда, не на войне. Они смогут присоединиться к всеобщему веселью.

– Вот он, наш отель. Целиком и полностью наш, Истерли Холл. В нем прошло семнадцать замечательных, мирных лет, – пробормотала Эви, стараясь справиться с нахлынувшими чувствами. Вер взяла ее под руку и проговорила:

– Да, они такими и были, правда же?

Все это время дела в отеле шли в гору, лишь слегка застопорившись в годы экономической депрессии. Оздоровительный центр имени капитана Нива продолжал вести свою деятельность по реабилитации раненых и травмированных людей. Джек и Март сумели обойтись без увольнений в шахтах Оберона, которыми они управляли. Они надеялись, что смогут начать разрабатывать новые угольные пласты, но продать уголь по приемлемой цене в эти тяжелые времена по-прежнему было проблемой.

Конечно, вести дела приходилось со всей разумностью, но во время войны и в послевоенные годы кухонные кулинары стали экспертами в деле приготовления великолепных блюд из ничего. В отель возвращались, уже как постояльцы, многие бывшие пациенты. Эви помнила и радовалась им, а они наконец смогли преодолеть боль тяжелых ран и воспоминаний и выйти на солнечный свет.

При мысли о войне, о мраке той жизни Эви дрогнула. Неужели эти времена снова возвращаются? В Хоутоне на прошлой неделе произошли стычки между коммунистами и фашистами, и то же самое творилось во многих крупных городах. В целом по стране безработица выросла. В Германии к власти пришли нацисты. Они захватили Рейнскую область. Во многих регионах Испании происходили забастовки и акты неповиновения власти.

Размышлять на эту тему было слишком болезненно, и она сосредоточилась на миссис Мур и Брайди, колдовавших над свадебным тортом. Кулинарное чудо стояло на сосновом кухонном столе с краю, накрытое сверху кусками муслина, в ожидании подачи на стол, и состояло из трех ярусов. Брайди обещала, что это будет что-то необыкновенное.

– Я надеюсь на улучшение, Вер. Не только во всем мире, но и в нашей семье.

Вер ничего не ответила, только плотно сжала губы и, подавшись вперед, дотронулась до стола – на счастье. Эви сделала то же самое. Ее радостное настроение постепенно начало улетучиваться.

Проклятая Милли. Жена Джека сбежала с немецким военнопленным из лагеря, располагавшегося неподалеку от Истерли Холла, но полтора года назад она совершенно неожиданно написала ему, предлагая развестись, чтобы он мог жениться на Грейси. Они все тогда так радовались – эта женщина после многих лет предоставила наконец Джеку свободу. Радовались, как оказалось, рано. Милли начала писать письма своему сыну, Тиму, которого Джек с Грейси вырастили после того, как она его бросила. Причем не просто писала, а приглашала в Германию. С этого все и началось.

Эви шепнула Вер, уже, наверно, в миллионный раз:

– Вот несчастье, Вер, теперь в нашей семье завелся фашист. Как такое возможно?

Вер кивнула:

– Да знаю, чего уж там.

Эви взглянула на часы. Одиннадцать двадцать. Надо будет выйти к фотографам, когда новобрачные и гости приедут из церкви. Господи, почему они задерживаются? Брайди и миссис Мур, кажется, тоже еще не готовы. Стоят, полностью погрузившись в разговор.

Эви подошла поближе к столу, где были разложены двумя стопками списки, составленные еще на прошлой неделе. Она перелистала их, еще раз сверяясь мысленно: пироги в холодной кладовой, куриные ножки, ветчина, картофельный салат, парниковый латук…