Источник (Долг) - страница 4

Шло время. На небе стали загораться первые звезды. Хуан встал, приблизился к гранатовому дереву и дотронулся до ветки.

— Говорят, человек должен посадить дерево, построить дом и привести в этот мир ребенка, — задумчиво произнес учитель, краем глаза наблюдая за учеником. — Почему ты выбрал путь наемника? Ты мог остаться на попечении божьих отцов и пойти по стопам приора.

— Но ведь мой настоящий отец был дворянином, — возразил Альвар, удивленный вопросом Хуана. — Не знаю, какими мотивами он руководствовался, отрекаясь от собственного сына. Возможно, под угрозой была его честь или даже жизнь. Одно я знаю точно. Он любил меня.

— Почему ты в этом так уверен?

— Человек, для которого новорожденный ребенок не дороже паршивого гальго[3] не станет вручать его в руки уважаемому приору доминиканской обители. Тем не менее, мне кажется, отец хотел бы видеть меня в числе воинов.

— Уверен? Ты должен знать, на что идешь. Дон Антонио, похоже, тебе покровительствует. Если так, то после этой миссии твоя жизнь может измениться.

— Я готов ко всему, кроме пострига. Ведь не обязательно жить в монастыре, чтобы молиться Богу?

— Так тому и быть, — заключил Хуан и, заметив, что Альвар безостановочно барабанит пальцами по коленке, спросил: — Тебе страшно?

— Да, конечно, — честно признался тот, разглядывая безносого сатира, выглядывающего из-за кроны гранатового дерева. Разумеется, он боялся. Как тут не бояться. Инквизиция вселяла страх даже в сердца закаленных в боях ветеранов, для которых боль и страдания были в порядке вещей.

— Не бойся. Главное не вздумай ему перечить, не задавай вопросы и соглашайся со всем, что он скажет.

— У меня и в мыслях не было…

— Впрочем, тебе лучше вообще помалкивать.

— Я так и поступлю, — заверил учителя Альвар и, подумав, добавил: — А вы встречались с инквизитором раньше?

— Много лет назад видел во время аутодафе в Толедо. Говорят, с тех пор он избегает публичных выступлений. Даже при дворе его бояться и ненавидят. Даже наш король опасается его.

— А папа?

— Довольно! Во имя святого Франциска, ты задаешь слишком много вопросов. Не думаю, что нам следует его бояться. Изгнание евреев должно было поднять ему настроение. В любом случае инквизиции мы потребовались не для дознания.

Альвар открыл рот, собираясь спросить, правда ли, что великий инквизитор способен читать мысли грешников, но не успел. Большая дверь в патио отворилась. Вошла элитная стража Томаса Торквемады — группа латников, облаченная в узорчатые доспехи, вооруженная протазанами и арбалетами. Воины рассредоточились по саду вокруг гостей и замерли в ожидании господина. Прошло некоторое время, прежде чем в патио твердой походкой вошел человек. Это был мужчина преклонного возраста с тщательно выбритым лицом, пухлыми щеками и широким мясистым носом. Волосы на макушке выбриты по кругу согласно монастырскому обычаю. На полном теле неброская, но добротно сшитая ряса. На груди крест.

Хуан и Альвар преклонили колени. Каждый по очереди поцеловал золотой перстень инквизитора украшенный крупным рубином. Торквемада заговорил с гостями мягким, почти отеческим голосом, попросив Хуана остаться с ним наедине. Тут же два латника вывели Альвара из патио в коридоры и закрыли дверь.

Альвар почувствовал, как страх уходит, уступив место благодатному ощущению спокойствия, какое приходит в церкви. Тысячи людей разных сословий от крестьян до аристократов были замучены и сожжены с дозволения этого церковника. Его называли «молотом еретиков», но сам он производил впечатление мирного и рассудительного человека. Если бы не задумчивый взгляд, полный мрака и печали, Альвар ни за что не поверил бы, что перед ним тот самый «дьявол в рясе».

Долго ждать не пришлось. Хуан вышел в сопровождении латников, которые любезно отвели гостей в конюшни. Мэтр не выглядел испуганным или растерянным. Более того, после разговора с Торквемадой он заметно приободрился, словно тот отпустил ему грехи.

Пересекая тракт верхом, Альвар обратился к молчащему наставнику, надеясь удовлетворить любопытство:

— Что вам сказал инквизитор? Он попросил вас о чем-то?