Истории без любви - страница 57

стр.

Помню первый день в Киеве. Мы с Соней Островской шли по разбитому Крещатику, с трудом узнавая места, где стоял дом Гинзбурга (известная архитектурная достопримечательность города), была библиотека, модный магазин, роскошная парикмахерская. На углу Прорезной среди развалин встретили старушку, которая, видно, возвращалась домой. В галошах на босу ногу, перевязанных бечевкой, с тощей котомкой за плечами, она несла в руках торбу, из которой высовывалась потертая растерянная морда облезлой кошки. В этом безмолвном хаосе горелого камня и железа бабка растерялась и не могла отыскать дорогу к дому. Она спросила нас, как пройти на Прорезную. Мы показали. И она, благодарно перекрестив нас, медленно побрела среди развалин. Наверное, именно в те минуты мы с Соней по-настоящему ощутили, что наконец-то вернулись домой, в Киев...

Дом на улице Коцюбинского, в котором жили Патоны до войны, уцелел, и Евгений Оскарович вновь обосновался в нем с семьей. В том же доме, на чердаке, который претенциозно называли мансардой, поселились мы с Соней Островской и Володя Патон с женой. Жили дружно и весело. Так что очень скоро «вилла де ля чердакус» (так ее называла Софья Островская) стала неким клубом электросварщиков. В те первые месяцы после возвращения в Киев мы стали стекольщиками, малярами, паркетчиками. По решению Бати сами отделывали здание института. Теперь это первый корпус.

Разрушенное хозяйство страны диктовало первоочередные задачи. Мы были нужны машиностроителям Краматорска, прокатчикам «Азовстали», железнодорожникам, чье хозяйство особенно пострадало за войну, и даже трамвайщикам.

Работы было много. Я, например, занялась наплавкой бандажей сначала трамвайных, а затем железнодорожных колес. На листах оберточной бумаги написала план работы, которая должна была лечь в основу диссертации. Батя прочел этот план и написал: «Утверждаю, если работа будет внедрена на трех, минимум двух предприятиях страны»... Защита моя состоялась, когда работа была внедрена на трехстах заводах.

Все дальше от нас военные годы. Между тем временем и сегодняшними днями пролегла широкая полоса мирной жизни, в которой мы защищали диссертации, делали открытия, ездили на научные конгрессы и конференции, получали премии и квартиры. Эта повседневная жизнь тоже заполнена множеством неотложных дел, забот, тоже вся соткана из напряжения. Но иногда память вырывает нас из нее и отправляет в прошлое. И тогда встают перед нами бесконечная лента танкового конвейера, наши неуклюжие сварочные автоматы, два лица одного и того же молодого лейтенанта-танкиста, который в первый раз приехал на завод смуглым, черноволосым, а вторично — седым (горел в танке), и Батя, с неизменными седыми усами, который зубилом проверяет, хорошо ли проварен бортовой шов корпуса тридцатьчетверки...


«...Β семье, в домашней, личной жизни, в своих отношениях с приятелями человек может быть мягким, уступчивым, терпимым к чужим слабостям. Там, где он отвечает за успех дела, доверенного ему народом, названные свойства характера часто могут оказаться вредными. К руководителю это относится вдвойне... — писал в книге воспоминаний Евгений Оскарович Патон.

...Я считаю, что никакие приказы и требования руководителя не имеют настоящей моральной силы, если он не применяет их к самому себе. Никто никогда не должен иметь основания не то что сказать, но даже подумать: «С меня спрашиваешь, а сам-то каков!»

...Требовательность, о которой я говорю, ни в коем случае не должна порождать в руководителе черствости, сухости или шаблонного подхода к человеку. Ведь сколько людей, столько и характеров. Чем глубже узнаешь их особенности, наклонности, тем легче работать с ними. Да и у одного и того же человека может быть сегодня такое психологическое состояние, что к нему необходим другой подход, чем вчера. Если постоянно не учитывать этого, требовательность и строгость могут дать только отрицательные результаты.

...Каждое научное учреждение неизбежно «творит людей!». Грош цена тому научно-исследовательскому институту, который держится и живет одним лишь именем своего директора, одной лишь его научной репутацией.