Истории для девочек - страница 5
Закавказья…
К рассвету мы вернулись домой… С соседней крыши минарета[13] мулла кричал свою утреннюю молитву… Полусонную снял меня с седла Михако и отнес к Барбале – старой грузинке, жившей в доме отца уже много лет.
Этой ночи я никогда не забуду… После нее я горячо привязалась к отцу, которого до этого немного чуждалась…
Ежедневно я ждала его возвращения из станицы, чтобы проехать немного времени на Шалом под отцовским надзором. Но какова была моя радость, когда однажды я получила Шалого в мое постоянное владение! Я целовала умную морду лошади, смотрела в ее выразительные глаза и называла ее самыми ласковыми именами. А Шалый, казалось, понимал меня.
Теперь каждое мое утро начиналось с прогулки по горным тропинкам и низменным берегам Куры в окрестностях Гори. Бывало, что я проезжала и через городской базар. Гордо восседая на коне, в моем алом атласном бешмете и белой папахе, я была похожа скорее на маленького джигита, чем на княжну из аристократического рода.
И торгаши армяне, и хорошенькие грузинки, и маленькие татарчата – разиня рот, смотрели на меня, удивляясь моему бесстрашию. Многие из них знали моего отца.
– Здравствуй, княжна Нина Джаваха, – кивали они головами и хвалили, к огромному моему удовольствию, и коня, и всадницу.
Но вот где я чувствовала себя госпожой, так это на горных тропинках и зеленых долинах, которые манили меня куда больше городских улиц. Выпуская поводья и цепляясь за черную гриву моего вороного, я неслась на шалом, тем бешеным галопом, от которого захватывало дух и билось сердце. Я представляла себя могущественной амазонкой, за которой гонятся полчища неприятелей.
– Айда! Айда![14] – понукала я лихого коня, и он ускорял шаг, пугая мирно бродивших по улицам предместий поросят и барашков.
– Дели-акыз![15] – кричали маленькие татарчата, разбегаясь в стороны, как стадо козлят, при моем приближении к их аулу.
– Шайтан девчонка![16] – твердили старухи, сердито грозя мне высохшими пальцами.
И любо мне было дразнить старух, пугать ребят и нестись вперед по бесконечной долине.
Как-то раз, возвращаясь с одной из таких прогулок, я увидела на нашем дворе коляску, запряженную парой чудесных белых лошадей, с крытой арбой[17] в которой лежали сундуки, узлы и чемоданы. У арбы прохаживался старый седой горец с огромными усами и помогал какой-то женщине, тоже старой и сморщенной, снимать узлы и втаскивать их на крыльцо нашего дома.
– Михако, – звонко крикнула я, – что это за люди?
Седой горец и сморщенная старушка посмотрели на меня с чуть заметным насмешливым удивлением.
Потом женщина подошла ко мне и, прикрываясь слегка чадрой[18] от солнца, сказала по-грузински:
– Будь здорова в твоем доме, маленькая княжна.
– Спасибо. Будь гостьей, – ответила я по грузинскому обычаю и перенесла удивленный взгляд на седого горца, лошадей и коляску.
Заметив мое изумление, женщина сказала:
– Эти лошади и это имущество – все принадлежит вашей бабушке, княгине Елене Борисовне Джаваха-оглы-Джамата, а мы ее слуги.
– А где же она, бабушка? – вырвалось у меня скорее удивленно, нежели радостно.
– Княгиня там. – И женщина указала по направлению дома.
Я мигом бросила поводья подоспевшему Михако, соскочив с Шалого, и ураганом ворвалась в комнату, где сидел мой отец в обществе высокой и величественной старухи с седою головою и орлиным взором.
При моем появлении высокая женщина встала с тахты и смерила меня долгим и проницательным взглядом. Потом она обратилась к моему отцу с вопросом:
– Это и есть моя внучка, княжна Нина Джаваха?
– Да, мамаша, это моя Нина, – поспешил ответить отец, награждая меня восхищенным и ласковым взглядом.
Но, очевидно, старая княгиня не разделяла его чувства.
В моем алом, нарядном, но не совсем чистом бешмете, в голубых, тоже не особенно свежих шальварах[19], с белой папахой, сбившейся набок, с пылающим, загорелым лицом, задорно-смелыми глазами, с черными кудрями, в беспорядке разбросанными вдоль спины, я, действительно, мало походила на благовоспитанную барышню, какою меня, видимо, представляла бабушка.
– Да ведь она совсем, как дикая джигитка, Георгий! – проговорила она.