Истории странных - страница 14

— Я тоже прошу прощения, — сказала она, — но что сделалось с вашей головой?

— О, дико извиняюсь! — воскликнул он, отреагировав так, словно только что увидел, что у него не застегнуты штаны, и, чрезвычайно сконфузившись, водрузил свою голову обратно на плечи. — Как грубо с моей стороны.

Он сказал, что его зовут Энглберт, и так как ей некуда было больше идти, пригласил ее в свой лагерь. Это был бедный поселок из палаток и очагов под открытым небом, и те пара дюжин человек, которые жили там, были в той же степени странными, что и Энглберт. На самом деле они были настолько странными, что большинство из них выгнали из остальных деревень, точно так же, как Ймиин. Они тепло приняли ее даже после того, как она показала им, как она превращается в ястреба, а взамен они показали ей некоторые необычные таланты, которыми обладали они сами. Похоже, она все-таки была не единственной на свете. Возможно, думала она, что для нее все же есть место.

Это были, конечно же, древние странные Британии, и что Ймиин не знала тогда, так это то, что примкнула она к ним в один из самых темных периодов в истории. Было время, когда нормальные принимали, даже почитали, странных людей, и они легко смешивались с ними. Но с некоторых пор наступили времена невежества, и нормальные стали относиться к ним с подозрением. Когда случалось что-нибудь трагическое, что невозможно было объяснить с точки зрения находившейся в те дни в зачаточном состоянии науки, то странные люди становились козлами отпущения. Когда жители деревни Малое Разочарование проснулись однажды утром и обнаружили, что все их овцы сгорели дотла, разве они поняли, что их убила бушевавшая накануне гроза? Нет, они обвинили местного странного и изгнали его в безлюдную глушь. Когда швея из Стежка не переставала смеяться целую неделю, разве жители деревни винили шерсть, которую недавно завезли им, и которая была поражена клещом, переносящим смешливый грипп? Конечно нет. Они возложили вину за это на пару странных сестер и повесили их.

Подобные бесчинства творились по всей стране, вынуждая странных покидать общество нормальных людей и собираться в группы, подобные той, к которой примкнула Ймиин. Это была не утопия, они жили так, потому что не могли доверять никому другому. Вождем их деревни был странный по имени Томбз — рыжебородый гигант, словно проклятием наделенный тонким воробьиным голоском. Из-за его тенора остальным странным было трудно воспринимать его всерьез, но он держал себя весьма серьезно и никому никогда не позволял забывать, что он состоит в Совете Важных Странных{8}.

Ймиин избегала Томбза, выработав что-то вроде аллергии на горделивых мужчин, и вместо этого проводила много времени со своим забавным, подчас безголовым другом, Энглбертом. Она помогала ему возделывать тот небольшой клочок земли, на котором выращивались овощи для лагеря, и собирать в лесу дрова для очагов, а он помог ей познакомиться с остальными странными. Они мгновенно приняли Ймиин, и она стала считать лагерь своим приемным домом, а странных в нем — своей второй семьей. Она рассказывала им о своей жизни ястребом и забавляла их своими трюками с повторением разных вещей — однажды повторяя момент, когда Томбз споткнулся о спящую собаку, до тех пор, пока у всей деревни животы не начали болеть от смеха — а они услаждали ее слух рассказами из богатой истории странного мира. Это был, пусть и на какое-то время, мир. Это было самое счастливое время, что Ймиин могла вспомнить.

Каждые несколько дней, однако, этот пузырь безмятежности протыкался горестными известиями из внешнего мира. Отчаявшиеся странные прибывали постоянным потоком, ища убежища от страха и преследований. У всех у них была похожая история: они всю жизнь мирно жили среди нормальных людей, пока однажды их вдруг не обвиняли в каком-нибудь нелепом преступлении и не изгоняли, и хорошо еще, если им удавалось уйти живыми. (Как и несчастным сестрам из Стежка не всем так повезло). Странные встречали новых прибывших также тепло, как они встретили Ймиин, но уже через месяц такого наплыва население деревни выросло от пятнадцати странных до пятидесяти. Это не могло продолжаться бесконечно — для этого попросту не было достаточно места или еды, и странных стало гнести тяжелое предчувствие беды.