История безбрачия и холостяков - страница 7
Тем более значимым оказывается решение остаться холостяком. Человек может отказаться от своего основного общественного долга, если им владеет чувство еще более сильное или долг еще более высокий. Возможно, он ищет в жизни более высокий смысл, чем простое самовоспроизводство. Будда Шакьямуни, прежде чем стать аскетом, выполнил свой долг и зачал сына, но уход от мира может освободить человека от обычных мирских обязательств. В «Махабхарате» рассказывается, как отец просит сына жениться и основать семью до того, как он уйдет от мира. Но юноша отказывается, говоря о тщетности жизни как таковой.[13] Здесь мы видим столкновение двух систем ценностей, попытку свободно выбрать такой образ жизни, который не противоречил бы собственному жизненному идеалу. И за этим стоит новый тип мышления, порождающий способность к оценке и переоценке общепринятых ценностей. Такое мышление, религиозное или философское, может возникнуть только в обществе, достаточно развитом культурно. Таким образом, отказ от брака — это факт культуры в еще большей степени, чем сам брак.
«В мирном уединении Фарнакии» в I веке до н. э. сестры понтийского царя Митридата, Роксана и Статира, жили незамужними, хотя уже достигли сорокалетнего возраста. Они жили в женских покоях царя вместе с двумя его женами — Береникой из Хиоса и Монимой из Милета. Пример милетянки особенно красноречиво свидетельствовал о превратностях супружества. Монима была наделена необычайной красотой и отказывала в любви Митридату, хотя он и осыпал ее подарками. Наконец он прислал ей царскую диадему и брачный договор по всей форме, она сдалась «и с тех пор жила несчастливо и проклинала свою красоту, из-за которой обрела вместо мужа хозяина, а вместо своего дома и хозяйства — заточение под охраной варварских солдат».
Это маленькое замечание дает представление о том, чем оказались женские покои понтийского царя для милетянки, воспитанной в относительной свободе греческих колоний Ионии. Быть может, сестры царя боялись, что если они выйдут замуж за какого-нибудь чужеземного принца, то окажутся в таком же заточении, далеко от дома.
Когда римский полководец Лукулл разбил Митридата, царь послал евнуха умертвить всех обитательниц гарема, разрешив каждой выбрать себе смерть. Монима попыталась повеситься на диадеме, но безуспешно. Она проклинала диадему: «Ты не годишься даже для этого!» Незамужние сестры выбрали яд. Роксана выпила его, осыпая брата упреками и проклятиями, а Статира, наоборот, поблагодарила его «за то, что он позаботился о достойной смерти для них и избавил от поругания и бесчестья».[14]
Государство Митридата уже восприняло элементы эллинской культуры, обычаи Древней Персии казались ушедшими в прошлое. Однако на заре своего существования все ближневосточные культуры резко осуждали безбрачие как противоречащее семейному и религиозному долгу. На обширном пространстве Персидской империи, раскинувшейся до самого Средиземного моря, диктовала свои законы книга Саддар («Стоглав») — одно из первых практических наставлений маздеизма, включавшее предписания как религиозные, так и связанные с каждодневным бытом. Эта книга стала известна на Западе благодаря латинскому переводу Томаса Хайда (Historia religionis veterum Persarum — «История религии древних персов», 1700).
Восемнадцатое предписание Саддара касается брака: «Необходимо, чтобы мужчина в молодости позаботился о том, чтобы жениться и родить сына, а женщина должна всячески пестовать в себе желание выйти замуж». Разъяснение гласит, что «любое дело и благодеяние», совершенное детьми, считается совершенным и их родителями, точно так же, как то, что они сделали собственными руками. Слово pûr (сын) звучит почти так же, как pûl (мост). Дети, таким образом, это не только мост между поколениями, но и мост в вечную жизнь для родителей — знаменитый мост Кинвад в иной мир.
Того, у кого нет детей, называют «человеком, мост которого обрублен»: для него закрыта дорога в иной мир. Он так и останется у входа на мост Кинвад. Даже если он сам, своими руками, сотворил немало добрых дел, «они не будут ему зачтены», ибо дети — это естественная «замена» отца и матери при отправлении религиозных ритуалов. Если детей нет, ритуалы не могут быть соблюдены. После смерти перед каждым человеком у входа на мост Кинвад появляется архангел и вопрошает: «Оставил ли ты зримое продолжение себя на земле?» Если нет, то все остальные оттолкнут этого человека и пройдут через мост, «а его душа останется на месте, полная тоски и тревоги».