История Библии. Где и как появились библейские тексты, зачем они были написаны и какую сыграли роль в мировой истории и культуре - страница 21

В Еврейской Библии есть великая поэзия. Но более чем треть ее – от Книги Бытия до Книги Есфири – написана прозой. Прозаический рассказ – главное средство, призванное поведать об истории Израиля и даже об истории мира, начиная с Сотворения и заканчивая периодом владычества персов. Дух античной греческой литературы воплощен в стихотворном эпосе (Илиада и Одиссея Гомера), это же справедливо и для эпических поэм Месопотамии (Эпос о Гильгамеше), но для еврейской литературы характерной формой изложения является повествование в прозе [1].

И именно так, в прозе, длится непрерывный рассказ обо всем – о Сотворении мира, об Адаме и Еве, о Ное и Всемирном потопе, о Вавилонской башне; об истории праотцов Израиля – Авраама, Исаака, Иакова; о жизни Иосифа (все это в Книге Бытия); затем следуют длинные повествования о свершениях Моисея (Исход, Левит, Числа, Второзаконие) и хроника покорения Земли Обетованной (Книга Иисуса Навина). Рассказы продолжаются и говорят нам о «судьях» – начальниках местных племен (Книга Судей), о первых царях (Первая и Вторая книги Царств), переходят к периоду ассирийского и вавилонского господства (Третья и Четвертая книги Царств) и заканчиваются Вавилонским пленением. В Книге Паралипоменон предложен иной рассказ о том же самом периоде – от Адама до Вавилонского плена, – только он больше сосредоточен на эпохе монархии и в завершение упоминает о том, что уведенные в Вавилон евреи, возможно, сумеют вернуться в Иерусалим. На этом рассказ перестает быть непрерывным. Книги Ездры и Неемии относятся к событиям, случившимся в дни персидского господства, как и Книга Есфири, но чувство связной истории уже потеряно.

Еврейские повествования не всегда одинаковы. Мы легко сможем различить три их стиля, вполне очевидные даже в переводах. В большинстве своем прозаические книги – в число которых входят почти все библейские предания, известные широкой публике, – написаны простым и лаконичным стилем, который почти ничего не говорит ни о чувствах, ни о внешнем облике персонажей, и нам остается лишь самим судить о том, что скрыто в глубине [2]. Бог иногда играет роль в сюжете, но зачастую мы очень мало узнаем о том, как Он реагирует на описываемые события. Нам не говорят, одобряет ли Он то, что совершают герои, или не одобряет – вывод об этом приходится делать самим. Этот стиль я назову «стилем саги»: он напоминает мне стиль исландских саг – и в какой-то мере тоже склонен затрагивать сходные темы, скажем, события в семье. Этот термин нестандартен для библеистики, но, как мне кажется, параллели с кратким и резким стилем исландской саги делают его подходящим.

Вот пример такого стиля – из предания о том, как Давид воцаряется над Северным Израильским царством вместо Иевосфея, сына Саула, а помогает ему в этом один из генералов Саула, Авенир. Давид требует вернуть ему жену, которую отдали одному из подручных Саула:

Как отмечает Джонатан Магонет: «Это всего лишь пара-тройка предложений посреди великих переговоров и соперничества царей – но в этих фразах заключена трагедия человека в вихре событий, над которыми он не властен; человека, чья жизнь и любовь уничтожены в мгновение ока и которому никак и ничего не изменить, – он просто пущен в расход» [4]. Автор не делает по этому поводу никаких комментариев: он просто заносит случай в хронику. И тем не менее все явно задумано именно с целью создать у нас впечатление того, как безутешен Фалтий, как жесток Давид и как он, возможно, сам любит Мелхолу, которая поддерживала его в трудные времена (см.: 1 Цар 19:11–17).