История цветов - страница 46
Очень, огорченный такой неудачей, Самун прибыл в Мильян. Здесь встретился он с пхёнса Ким Лионом, пожаловался на свою беду.
— Да чего там переживать! — в утешение сказал ему пхёнса. — Среди моих уездных кисэн есть женщины незаурядные. Я и сам не раз принимал их. Некоторые очень красивы и в любовных делах искусны. Я как правитель которую-нибудь непременно тебе сосватаю!
И вот однажды пуса устроил грандиозный банкет в башне Ённамну. Все кисэн были в полном сборе. И была среди них примечательная девушка, хотя не очень-то и красивая. Самун спросил о ней.
— Да это ж и есть та самая кисэн, которую я тебе прочу! — воскликнул пхёнса.
А Самун и глаз не отводил от нее, всей душой потянулся он к этой девушке. Столы ломились от изысканных яств, но Самуну все казалось невкусным. Хозяин и слуги подносили ему вино, выступал и он с ответными тостами. И тут пхёнса велел этой самой кисэн поднести бокал Самуну. Самун радостно принял бокал, заговорил с девушкой, и похоже было, что страсть целиком им завладела. Этой же ночью они легли спать вместе на террасе Манходэ — «Вид на озеро».
С той поры Самун и кисэн страстно полюбили друг друга, не расставались и на короткое время. Даже средь бела дня запирали они дверь, опускали шторы и, обнявшись под одеялом, не вставали с постели. Хозяин, желая услужить им, приносил еду, но они и с ним не хотели видеться. Так провел Самун со своей кисэн много дней подряд.
Как-то пхёнса, решив обуздать эту безумную страсть, вошел в комнату Самуна. И все, что он увидел, так это были только два тела, которые сплелись в тесном объятии.
— Я тобой недоволен! — сказал пхёнса.
После этого Самун вроде бы образумился, поклялся даже, что оставит девушку. Но, хотя он и отправился дальше инспектировать одну за другой округи, сердце его оставалось с ней.
Однажды возвращался он с правителем уезда Ё Кимуном из Кимхэ в Мильян. Кони их шли рядом — узда в узду. Самун нервничал. Завидя верстовой столб, он непременно посылал слугу узнать, сколько ли осталось до Мильяна, сменял лошадей, нахлестывал их плетью, будто опоздать боялся. Но вот, уже на подступах к городу, в отдалении неожиданно показались неясные очертания какого-то строения.
— Что там за дом? — спросил Самун у слуг.
— Да это же Ённамская башня! — ответили ему.
Самун прямо-таки запрыгал в седле от радости и весело рассмеялся. А Кимун сложил ёнгу́, в котором говорилось:
В Ённамской башне Мильяна Самун оставался дней десять. Однако он должен был возвратиться в столицу. Хозяин, сочувствуя Самуну, устроил для него прощальный банкет в башне, всячески ублажал его, но тот был безутешен. А когда он расставался со своей кисэн в предместье города, крепко сжал ее руки, уехал, всхлипывая от огорчения.
Прибыл на одну почтовую станцию и до глубокой ночи не смог уснуть. Блуждал, маясь, по двору. Наконец со слезами на глазах сказал смотрителю:
— Уж лучше мне умереть, чем возвращаться в столицу. Если бы ты помог мне снова встретиться с возлюбленной, ей не пришлось бы оплакивать меня!
Смотритель сжалился над Самуном, дал ему свежих лошадей. Ночью проскакал Самун галопом несколько десятков ли и на восходе солнца был уже в Мильяне. Краснея от стыда, неожиданно для всех вошел он в управу. Свое чиновничье платье с серебряным поясом оставил Самун смотрителю и теперь одет был в простую гражданскую одежду. Пешим вышел он за бамбуковую изгородь управы. У старухи, которая доставала воду из колодца, Самун спросил:
— А где живет семья Тонби? (Тонби — было имя его кисэн, с которой он так жаждал встретиться).
— Да вон пятый дом на той стороне их и есть, — ответила старуха.
— А меня ты знаешь?
Старуха долго и пристально разглядывала Самуна, потом сказала:
— Да, я вас знаю. Вы не иначе как тот самый начальник, который прошлой осенью запретил взимать незаконные подати!