История Гермионы [СИ, Истории 1-7] - страница 28

— Малфой как-то обозвал Гермиону, — пояснил Гарри. — Наверное, это было что-то плохое, потому что все с ума посходили.

— Это и было что-то плохое, — прохрипел бледный и мокрый Рон, появляясь над столом. — Малфой назвал её «грязнокровкой»!

Хагрид явно возмутился, а я вспомнила, что у Малфоя однажды что-то такое едва не сорвалось, но тогда он удержался.

— Обозвал и обозвал, — пожала я плечами. — Конечно, я догадалась, что это было что-то обидное, но если я не знаю, что это, то какая мне разница? Если я его дегенератом назову, он, скорее всего, тоже не поймет.

— Это чуть ли не самая оскорбительная вещь, которую он мог придумать, — задыхался Рон. — Грязнокровка — это очень мерзкое прозвище для магглорожденного… Есть такие волшебники — как семья Малфоя — которые думают, что они лучше всех, потому что они чистокровные.

Тут его снова стошнило, но он продолжил:

— Остальные ведь знают, что это не имеет значения! Взгляните на Невилла — он чистокровный, а едва может различить, где у котла верх, а где низ.

«Ты тоже чистокровный и на занятиях не блещешь», — подумала я, но смолчала.

— И ещё не изобрели такого заклинания, которое не повторит наша Гермиона, — гордо сказал Хагрид.

— Это очень мерзко — называть так кого-то, — сказал Рон. — Грязная кровь, видите ли. Обычная кровь! Большинство волшебников в наши дни — полукровки. Если бы мы не женились на магглах, то вымерли бы!

С этим я была согласна: близкородственные браки во многих поколениях до добра не доводят, это по средневековым династиям видно.

Вечером мальчишек загнали на отработку, причем я тоже охотно согласилась бы полировать кубки в Зале наград отсюда и до послезавтра, нежели отвечать на письма поклонниц Локхарта! Не понимаю смысла этих отработок: времени уходит масса, толку от бессмысленных занятий — ноль… Лучше бы заставляли решить сто задач или написать пару рефератов — так хоть в голове что-нибудь отложилось бы, но нет. Логика с магией, как уже было сказано, не очень-то увязывается!

Ну а я снова отправилась околачиваться под дверью учительской. У меня были заготовлены вопросы и к Флитвику, и к МакГонаггал, и к любому другому преподавателю, но, как говорится, на ловца и зверь бежит. Я хочу сказать, первым вышел Снейп.

— Вы что тут забыли? — мрачно спросил он.

— Простите, сэр, я хотела спросить про тетрадку, — ответила я.

— Какую еще… — тут он осекся. — Ах да. Совершенно вылетело из головы. Идемте, отдам ее вам.

Я не стала спрашивать, в каком виде получу свои записки, потому что Снейп был сильно не в духе. Сегодня на занятиях он вообще свирепствовал, даже слизеринцам перепало.

— Держите, — сказал он, порывшись у себя на столе. Там царил чудовищный бардак, но, наверно, профессор считал его творческим беспорядком и легко ориентировался в этом хаосе.

Тетрадка выглядела так, будто ее вытащили из мусорки. Ну ладно, я преувеличиваю, но все равно она была помятой и местами чем-то заляпанной. А судя по обуглившемуся краю… гм…

Я осторожно заглянула внутрь.

— Вы просили сказать, где можно прочесть ответы на ваши вопросы, — пояснил Снейп, с явным интересом наблюдавший за моей реакцией. — Я потрудился написать названия таких книг. К сожалению или к счастью, в школьной библиотеке большинства из них нет. А кое-каких нет и в свободной продаже.

Видимо, на лице у меня было написано глубокое разочарование и боль от несправедливости этой жизни, потому что Снейп вдруг сказал:

— Некоторые имеются в запретной секции библиотеки.

Он дождался, пока я просияю, и добавил с садистким удовольствием:

— Но разрешения на ее посещение второкурсникам обычно не дают. И большинству старшекурсников тоже.

— Ну зачем вы издеваетесь, сэр? — пробормотала я.

— Я просто констатирую факты, Грейнджер, — сказал он и отвернулся к шкафу, а потом протянул мне толстенную книжищу. — Держите для начала. Иначе с вас станется попытаться ограбить запретную секцию, а ваша дурная компания вам поможет. И Гриффиндор потеряет еще сотню баллов. Грейнджер, вы меня слышите вообще?

— А? Да, сэр, конечно, слышу! И я никому не скажу, откуда эта книга!

— Разумеется, не скажете. И о содержимом ее не расскажете. И прочитать ее никто другой не сможет.