История казни - страница 11

— Не верю я этим людям, — сказал Михаил раздражённо, уводя сестру за руку. — Понимаешь, человек, который беспечно смеётся при виде убитого, а ночью боится собственной тени и палит из карабина, — трус.

Дарья молча сжала руку брата. Она страстно мечтала, как бы побыстрее выйти из этой проклятой ловушки. Что они попали в ловушку, сомнений не было. Что делать? Этого она не знала и была вынуждена подчиниться чужой воле. Скорее всего, брат и даже отец в этой ситуации ничего не могли изменить. Главным лицом был здесь — полковник Корсаков Пётр Илларионович, сильный, волевой, осторожный, скорый на решения, но попавший в странное, прямо скажем, дурацкое положение человек, — который понимал, что в этой ситуации скорее он зависит от случая, чем случай от него; а также скорее он зависит от казаков, чем они от него.

— Дашка, научилась стрелять? — спросил Михаил, доставая браунинг и протягивая сестре. Обрадовавшись, что нашлось нескучное дело, она принялась опять тренироваться, взводить курок, твёрдо держать руку, ловить прицел. Это была лёгкая, добротная игрушка.

В полночь в дверях появился отец и громко объявил:

— Собирайтесь. Выступаем! Сейчас же!

Через полчаса во дворе все засуетились, забегали. Офицеры уже были на конях, прилаживались в темноте к лошадям, сдержанно и скупо переговариваясь; колготали казаки, покрикивали друг на друга. Подъесаул Похитайло вполголоса говорил полковнику о том, что они, казаки, доведут обоз только до гор, а дальше те пойдут сами, потому что нет никакой возможности оставлять без присмотра станицу. На что Корсаков важно кивал, соглашаясь.

Перекрестившись, забралась в бричку Мария Фёдоровна, пристроившись рядом с Дашей. Как обычно, легко вскочил Михаил, и только Василий Михайлович неторопливо, дождавшись, пока бричка выедет на дорогу, сел рядом с Марией Фёдоровной.

За станицей разливалась темнота, хоть выколи глаз. Ехали молча, слышался только лошадиный храп. Нигде не было видно пламени костров, о которых говорили лазутчики. Всё потонуло в темноте, мерном шелесте участившегося дождя. Замыкала обоз телега с пулемётом.

Через час на дороге им повстречались люди, устроившие допрос, кто такие и откуда. Один из казаков ответил, что он — Кострюк, а везут они стариков к их родственникам, как и подрядились. Встретившие закурили и уж было собрались пропустить обоз с миром. Проехала бричка с князем и его домочадцами, как вдруг один из дозорных, держа в руках огромную бутыль с горилкой, как плату за услуги, увидел на лошадях офицеров, страшным голосом заорал:

— Мать твою, ядрён твою! Охфицерьё! Караул! Караул! — и бросился бежать.

Вскоре раздался выстрел, второй, третий... Спросонья затараторил совсем невдалеке пулемёт. Подъесаул рассвирепел, махнул на лошади вслед за оравшим и разрубил его со всего маху Шашкой. Казаков было человек восемнадцать, и они, услышав команду подъесаула, ринулись в темноту, круша всё на своём пути, потому что лихие то были наездники, отчаянные рубаки.

Может быть, они и прорубились бы на своих низкорослых, вёртких лошадках сквозь заставу красных, но тут в упор застрочил стоявший на дороге, в пролётке, пулемёт, вмиг остудивший загоревшиеся было сердца и заставивший принять единственное правильное решение: вернуться под защиту каменных домов. Подъесаул матерился таким отборным, таким фантастическим матом, что со стороны красных даже стрелять стали реже. Но как только бричка торопливо застучала колёсами в железных ободах по каменистой дороге, позади послышался топот лошадей, прекратился огонь, стало ясно, что за ними отправился в погоню отряд.

Скакавший рядом с пулемётной повозкой Похитайло на том же выразительном языке отдал команду, и с повозки взахлёб ударил по наступавшим пулемёт. Спешившись, казаки посрывали карабины с плеч и тоже начали стрелять. Тут Михаил нашарил руку сестры и сунул ей браунинг:

— Пальни, Дашка. Привыкай.

Девушка с испугу отдёрнула руку, но потом, сжав рукоятку в ладони, призналась:

— Боюсь. А если пуля воротится?

Каждый раз, как только она брала браунинг, появлялась вот эта пугающая мысль, от которой мелко-мелко начинали дрожать руки.