История Консульства и Империи. Книга I. Консульство - страница 3

стр.

В день приезда в Люксембургский дворец консулы собрались на совещание о самых неотложных делах государства. Было 11 ноября 1799 года. Прежде всего надлежало выбрать председателя. Несмотря на то, что лета и положение Сийеса, казалось, предоставляли эту честь ему,

Дюко сказал генералу Бонапарту: «Займите первое место, и начнем».

Сначала разобрали общее положение дел. Молодому Бонапарту еще многое было неизвестно, но он угадывал то, чего не знал. Он вел войны, снабжал продовольствием большие армии, управлял завоеванными провинциями, вел переговоры с Европой: это превосходная школа в искусстве управления. Для возвышенных умов война — наилучший урок: можно научиться повелевать, принимать решения и в особенности управлять. Новый консул, казалось, на каждый предмет имел уже свое готовое мнение или составлял его с быстротой молнии, в особенности послушав знающих людей.

Знаний только одного рода, весьма важных при отправлении верховной власти, не имел тогда Бонапарт, а именно — знаний не о людях, а о личностях. Что касается людей вообще, он изучил их глубоко, но, проводя жизнь всегда при армии, генерал был чужд круга лиц, которые играли роль во время революции. Однако в этом ему помогли свидетельства товарищей, и благодаря проницательности и чрезвычайной памяти он вскоре знал состав правительства так же хорошо, как штаб своей армии.

Условившись о делах, не терпящих отлагательства, консулы разошлись, и Сийес с решимостью, которая делает честь его уму и патриотизму, в тот же вечер сказал Талейрану и Редереру: «У нас теперь есть повелитель, который знает всё, может всё и хочет сделать всё». Он благоразумно заключил, что Бонапарту надо предоставить полную свободу действий, потому что личное соперничество могло в ту минуту погубить Францию.

Самому Сийесу надлежало, как мы уже говорили, заняться составлением конституции, и сотоварищ не намерен был вмешиваться в этот труд, кроме одного пункта, а именно — организации исполнительной власти.

Самая насущная необходимость состояла в устройстве правительства. В монархии к управлению призываются первые лица. В республике первые лица сами делаются главами правительств, для министерств остается только второстепенный круг, чиновники-исполнители без всякой ответственности, потому что настоящая ответственность сосредоточена выше. Когда Сийес и Бонапарт становятся консулами, даже такие превосходные люди, как, например, Фуше, Камбасерес, Рейнгардт и Талейран, не могут быть министрами, облеченными реальной властью. Выбор их не представлял никакой важности, а нужен был только для усиления политического значения правительства и порядка в делах.

Юрисконсульт Камбасерес, человек ученый и разумный, был единогласно оставлен в управлении министерством юстиции.

После жарких прений между консулами пост министра полиции сохранил Фуше. Сийес горячо отвергал его кандидатуру. «Это ненадежный человек и креатура Барраса!» — говорил он, но Бонапарт поддерживал Фуше и отстоял его. Он почитал себя обязанным Фуше за услуги, которые тот оказал ему 18-го брюмера>2. Кроме того, с проницательным умом Фуше соединял глубокое знание всех участников и событий революции. Общественное мнение единогласно предназначало ему пост министра полиции, так же, как Талейрану, с его навыками придворного, опытностью и тонким, вкрадчивым умом, отдали министерство иностранных дел. Фуше в конце концов поддержали; но против Талейрана, за то ли, что он постоянно состоял в связях с умеренной партией, или за роль его в последних происшествиях, революционеры восставали с таким ожесточением, что надлежало выждать несколько недель, чтобы ввести его в управление министерством. Около двух недель место это оставалось еще за Рейнгардтом.

Генерал Бертье, верный сотоварищ победителя Италии и Египта, неразлучный начальник его штаба, так хорошо умевший понимать и передавать его приказы, получил портфель военного министра, отнятый у Дю-буа-Крансе за излишнюю пылкость мнений.

В министерстве внутренних дел Кинетта заменили знаменитым ученым Лапласом. Это было великое и справедливое отличие, оказанное науке, но совсем не услуга правительству. Гениальный человек был совершенно неспособен вникать в мелкие подробности делопроизводства.