История магии и оккультизма - страница 4
Пусть изливаются на него, подобно расплавленной меди, прощение и мир; да будут дни сего человека оживотворены солнцем! — Дух Земли, помни! Дух Неба, помни!».
Страшиться следовало не только демонов: опасные силы заключались и в душе самого человека. Магия защищала, но она же и разрушала, становясь чудовищным оружием в руках негодяя, использовавшего ее во зло. Полагая себя превыше всех законов и религиозных заповедей, злой колдун насылал заклятия и смертоносные чары на всех неугодных ему без разбора: «Это проклятие обрушится на человека с силой злого демона. Визг [насылаю] на него. Губительный голос [насылаю] на него. Пагубное проклятие — причина недуга его. Губительное проклятие удушает сего человека, словно ягненка. Бог в теле его нанес рану, богиня вселяет в него тревогу. Визг, подобный визгу гиены, одолел его и владеет им».
Верили, что некоторые колдуны обладают «дурным глазом», т. е. могут убивать жертву, просто взглянув на нее. О других говорили, что они делают статуэтки — изображения своих врагов — и сжигают их или протыкают булавками, в зависимости от степени вреда, который желают нанести жертве.
Существовали заклинания против самых разнообразных черномагических операций и против вездесущих демонов, тайно проникающих в дома, подобно змеям, приносящих женщинам бесплодие, ворующих детей, а подчас и обрушивающихся на всю страну, подобно беспощадным азиатским воинам:
Правда, среди страха и смятения слышны и голоса, утверждающие мир и покой; заклинания идут рука об руку с гимнами и славословиями.
Сохранились фрагменты таблички с клинописным текстом, гласящим: «Гирлянды цветов… возвышенный пастырь… на тронах и алтарях… мраморный скипетр… возвышенный пастырь, Царь, пастырь народов…».
Но эти песни мирного времени смолкали, как только демон-губитель Намтар расправлял свои черные крылья. Тогда страждущим приходилось вспомнить о Мулге, владыке бездны, и о его свите — духах планет.
В смертельном ужасе они взывали к богам и духам, о которых успели позабыть в дни процветания, — ибо люди столь же забывчивы, как и боги, созданные по их образу и подобию.
Таков характер многих клинописных надписей, обнаруженных в царской библиотеке Ниневии, в которой царь Ашшурбанипал в VII веке до н. э. собрал древние аккадские тексты. Смысла их к тому времени уже не понимали, — но тем б(льшая магическая сила им приписывались. Считалось, что если эти таинственные формулы повторялись из века в век, то эффективность их не подлежит сомнению. Схожее представление о том, что магическое слово должно сохраняться в первозданном и неизменном виде, встречается и у многих других древних народов. Более того, претерпев, по сути, лишь незначительные модификации, это поверье дошло до наших дней. Преклоняясь перед оригинальным текстом Священного Писания, католики и иудаисты продолжают читать свои молитвы соответственно на латыни и иврите, несмотря на то, что эти языки давно мертвы, — как в эпоху правления Ашшурбанипала был мертв язык аккадцев.
По древним аккадским текстам можно составить достаточно четкое представление о том, как относились их авторы к сверхъестественным явлениям. Добро и зло для них были продуктами деятельности добрых и злых духов, которых посылали на землю добрые и злые боги. Мир аккадцев дуалистичен: исход борьбы между силами света и тьмы еще не предрешен. Над противниками в этой вековечной борьбе не властны никакие моральные принципы: доброй или злой всякая сила оказывается лишь за счет фатальной предопределенности. Добро могло порождать зло, как мы видим на примере Мулга, который, не являясь всецело воплощением злого начала, тем не менее, стал отцом Намтара, самого жестокого из демонов. Добро и зло не обязательно находятся по разные стороны баррикад: в мрачной бездне Мулга обитают некоторые благие духи, а вредоносные демоны уживаются на небесах бок о бок с милосердными богами. Учитывая все это, человек непременно пал бы жертвой царящего во вселенной хаоса, не прибегни он к магическому искусству для защиты от пагубных влияний.