История национальных воинских формирований Рабоче-Крестьянской Красной Армии в Средней Азии (1920-1938 гг.) - страница 18

стр.

.

Труднопреодолимым препятствием на пути расширения и развития национальных вооруженных формирований становились специфические особенности призывных контингентов: культурно-языковые различия, низкий уровень образования, крайне незначительное число командиров и политработников, владевших национальными языками. Как отмечалось 21 апреля 1925 г. в докладе начальника информационно-статистического отдела Политуправления Милова, обобщившего опыт пополнения призыва 1902 г. рождения, «национальные меньшинства во многих случаях неграмотны не только на русском, но и на своем родном языке, отличаются большой религиозностью и на этой почве стремятся к обособлению от других национальностей»[98].

Примером этого являлись части и учебные заведения, развернутые на территории среднеазиатских советских республик. Так, в 8-й пехотной школе, укомплектованной частично курсантами-киргизами, последние по аналогии со своей домашней обстановкой рассматривали ленинские уголки как красный передний угол юрты, где обычно спали знатные люди. В силу этого, если койка русского курсанта была расположена ближе к ленинскому уголку, а койка курсанта-киргиза — ближе к двери, то киргизы наотрез отказывались идти в ленинский уголок. В той же школе киргизы отказывались есть суп или борщ, а однажды собрали из тарелок лавровые листья и послали их председателю Киргизского ЦИК как доказательство того, что «их с наступлением осени кормят падающими с деревьев листьями, которые не могут есть даже верблюды»[99]. Красноармейцы-мусульмане, отказываясь от обедов, приготовленных из свинины, просили «разрешить им праздновать пятницу вместо воскресенья»[100].

Сложным являлся вопрос создания и развития вооруженных формирований на территории Средней Азии и Закавказья. Связано это было с тем, что большинство народов этих регионов до Гражданской войны вовсе не привлекались к военной службе, а выплачивали особый налог[101].

Самой острой проблемой интеграции национальных контингентов в армейской среде являлась проблема языка. Масштабы этой проблемы для различных национальных формирований были неодинаковы. Если удавалось подобрать командно-политический состав из представителей местных национальностей, то языковой барьер, как правило исчезал. Однако без резерва, способного заменить командный состав в условиях боя, такие части будут малоэффективны. «При национальном языке командования, — сообщалось в докладе заместителя начальника Штаба РККА С.А. Пугачева в РВС СССР 30 апреля 1927 г., — часть, потерявшая многих своих командиров, будет лишена возможности принять участие в боевых операциях, т. е. будет обречена на бездействие. Перемешивание частей, весьма частое в боевой обстановке, при различии в языке командования приведет к ощутимым затруднениям»[102]. Для народов Средней Азии, не имевших развитой современной военной терминологии, подготовки, руководство войсками возможно было осуществлять на русском при параллельном усвоение этих же команд на национальных родных языках[103]. 31 июля 1925 г. было издано постановление Президиума Совета Национальностей ЦИК «О введении в национальных частях исполнительных команд на русском языке»[104].

Ощутимой проблемой развития национальных формирований стало обучение командных кадров. До принятия программы «О национализации военно-учебных заведений» к 1 марту 1924 г. в СССР функционировало семь учебных заведений с численностью постоянного состава 2248 чел. и переменного состава курсантов — 2973 чел. К концу 1924 г. уже 13 учебных военных заведений осуществляли подготовку национальных командных кадров с численностью 4 240 чел. постоянного и 4 961 чел. переменного состава[105]. Объединенная Среднеазиатская школа насчитывала 795 чел.[106] В 1925 г. число курсантов национальных военных школ возросло до 9469 чел. а сама система национальных военных школ в стране от общего количества всех военно-учебных заведений составляла 21 %. Помимо этого предпринимались меры по увеличению национального контингента в других военно- учебных заведениях. Если на 1 октября 1923 г. в них обучалось 23,7 % курсантов этой категории, то в 1925 г. их стало почти 34 %