История, ниспосланная провидением - страница 6

стр.

Делаю пометку на полях: он сказал все это, ни разу не остановившись, и продолжал дальше копать себе могилу. Бестактный человек! Самое плохое – это то, что за последствия пришлось отвечать мне, простому рассказчику. То, что было мне ниспослано, было уже не предвестием, это было наказанием; покалывание, которое ощущалось в пальце, сосредоточилось в одной точке, это был зажженный факел, кратер вулкана, в буквальном смысле ногтоеда. Неужели я стану мучеником пера? Надеюсь, что нет. Надеюсь, к концу этой истории моя добрая воля восторжествует.

– Все это верно в отношении религиозного чувства, но есть еще и мораль. Полагаю, в этом вопросе у нас единое мнение, – поспешил я заметить, чтобы хоть в чем-то быть с ним заодно, – с точки зрения морали, кто такой не христианин?

– Я, – ответил мне этот непреклонный человек. – Мне претит мораль всех этих новообращенных, которые в невежестве своем распределяют поощрения и наказания, отправляют в ад тех, у кого нет веры – назойливой, как старая, одинокая, ворчливая женщина со своими влюбленными притязаниями. Христианство направлено против самой жизни; оно хочет сковать ее, погасить ее импульсы. Разве из-за него не опустел мир античных богов, которые несли людям силу, помогающую жить? Знаете, я не перестаю сожалеть о низложении языческого пантеона. Религия, их сменившая, нездорова; она находит радость в бедности, болезнях, смерти. Как в притче о Фаусте, где наказан тот, кто хотел знать, кто хотел жить и чувствовать себя частицей мира. Получается, что следует иметь некую «жизнишку», как выразилась одна девушка, и ничего не знать о жизни вечной. Похоже, что Церковь и Гете хотят, чтобы все люди были похожи на тех несчастных, которые унижены настолько, что слишком хорошо знают свое место, не задают вопросов и ни на что не претендуют.

В замешательстве я думал: «Этот знаменитый Ланкер считает меня убежденным атеистом», и прочее в том же роде приходило мне в голову, вызывая невинную радость, ибо в этом мире посредственностей так приятно встретить нечто необычное. И все-таки горькое разочарование ожидало меня. Ланкер сказал:

– Это вопрос времени. Окончательное сражение еще не началось. Так что победа будет за тем, за кем надо. Боги не умирают.

Я не сразу оценил значение этих слов. Когда до меня дошел смысл сказанного, я спросил:

– Значит, вы не верите в Бога?

– В Бога – нет, не верю; я верю в богов.

Я объяснил себе это так: он распределяет свою неприязнь к единому Богу между несколькими, чтобы смягчить ее, и, таким образом, его многобожие есть литературное выражение его атеизма. Возможно, я ошибался.

– Снова миф о Гидре, – прокомментировал я шутя, чтобы показать: ему не удастся сломить меня своим лицемерием.

Как можно было меня сломить, если я его все-таки не понимал. А он продолжал:

– Нет агнцев на алтаре, храмы разрушены, но не надо терять мужества: боги непреходящи.

– И они не несут зла, как Крест и Клеймо,[16] – заключил я.

– Боги не покинуты, – заверил он меня. – Боги не нуждаются в людях. Люди – вот кто покинут!

Все утро я слушал ужасные вещи; но худшими были те, что я услышал в самом конце. Из стыдливости я перестал слушать. Пока Ланкер сыпал не знаю какими нелепостями о том, что богам храмы не нужны, они нужны людям, чтобы стать ближе к богам, я думал о том, что атеист – это представитель вымирающей в нынешнее время расы, нечто исчезающее, вроде вечернего чая, доходного дома, книг Кони и других живописных примет нашей молодости. Полагаю, последним атеистом был продавец игрушек в универмаге «Базар Колумба», человек очень начитанный, который однажды, когда кто-то сказал: «Какой-нибудь Бог будет всегда», воскликнул с сожалением: «Как, и вы тоже?!», и словно бы ему ответили: «А вы разве нет?» – продавец игрушек продолжал: «Что ж, давайте порассуждаем; люди, изобретя Бога, создали увлекательный и любопытный персонаж; однако не надо уподобляться детям, которые никак не хотят примириться с тем, что Пиноккио, деревянная кукла, существует только в книге, – они просят, чтобы он жил на самом деле».

Голос Ланкера был похож на дробный перестук: