История о разрушении Трои - страница 11

Историческому жанру принадлежит и сам лаконизм повествования, и интерес к причинам описываемых событий, доводящий автора до похода аргонавтов, при отсутствии интереса к последствиям, свойственному скорее поэзии и мифографии.

В «историзм» Дарета вписывается и его «рационализм» (не затрагивающий трехлетних перемирий), о котором заявлено уже в предисловии мнимого Непота, где в качестве главного упрека Гомеру выставляется участие богов в сражениях вместе с людьми. Автор «Истории» на самом деле ни разу не упоминает богов и избегает их даже тогда, когда рассказ подводит его вплотную к месту, где они должны появиться. Так, вместо Афродиты, спасшей Париса в поединке с Менелаем, у него фигурирует Эней (гл. 21). Автор не столь часто прибегает к рационалистическим толкованиям мифов (превращая, например, суд Париса в приснившийся ему сон, а Троянского коня — в скульптурное изображение на Скейских воротах, послужившее условным знаком для греческого войска), сколь просто опускает эпизоды, содержавшие чудесное и маловероятное (Гесиона и чудовище, жертвоприношение Ифигении, стрелы Филоктета, смазанные ядом Лернейской гидры, неуязвимость Ахилла, похищение Палладия и пр.). Пропускаются также многие эпизоды, кажущиеся чрезмерно мелодраматическими для исторического сочинения (выкуп Приама Гесионой, самоубийство Аякса, любовь Париса и Эноны). В этот разряд попадает, очевидно, и ссора главных вождей из-за пленницы. Лишь ради трагической любви Ахилла к Поликсене автор отступает от этого принципа.

Однако в отличие от богов и чудес, мантическое искусство и вещие сны нисколько не вызывают у Дарета подозрения. Трижды исполняются предсказания Калханта (гл. 15, 30, 43), а также предсказание дельфийского оракула (гл. 15), Гелена (гл. 7) и Кассандры (гл. 8, 15); вещий сон снится Андромахе перед гибелью Гектора (гл. 24). Дарет вводит — в результате какой-то путаницы — еще одного, неизвестного традиции прорицателя Эвфорба, отца Панфа (у Гомера так зовут его сына). Возможно, здесь сыграла роль легенда о перевоплощении души Эвфорба в Пифагора, пользовавшегося в позднеантичное время славой мага и чудотворца.

Сведения, не касающиеся непосредственно основной линии повествования, крайне мало интересуют автора. Поэтому трудно судить о его кругозоре. Многие детали говорят об отсутствии у автора знаний мифологии, или о пренебрежении ими, которое заметно, когда Гесиона оказывается матерью Аякса, а для объяснения знакомства Телефа с Тевтрантом привлекается мнимый поход Геракла в Мизию за кобылицами Диомеда, противоречащие географии. Часто именно незнание малоизвестных версий приводит автора к изобретению оригинальных. Так, не зная о происхождении Калханта из Мегар[61] и не находя в «Илиаде» никаких сведений о его происхождении и о том, к отряду какого из вождей он относится, Дарет делает его троянским перебежчиком (гл. 15).

В «Истории» совершенно не используются генеалогии — этот традиционный признак мифографической литературы, чуждый историзирующей манере Дарета. Хотя основные генеалогические сведения, конечно, были известны автору, как об этом свидетельствуют упоминания Клитемнестры, сестры Елены (гл. 9), и Ликомеда, деда Неоптолема (гл. 36), но он пренебрегает ими всегда, когда этого не требует непосредственный ход повествования. Так, например, из самого текста «Истории» нельзя узнать о том, что Ахилл — сын Пелея, а Аякс — его двоюродный брат.

Равнодушный к мифологической учености, автор не отличается и знанием географии. Он еще представляет себе взаиморасположение основных частей Греции (которую он анахронически называет Ахайей по имени находившейся там римской провинции — гл. 5), зная, что плавание из Фтии на Саламин пройдет вдоль берегов Беотии и что корабль, направляющийся из Спарты в Пилос, разминется в море с кораблем, идущим в Спарту с востока, однако даже в географии Греции он не пытается соблюсти точность, смешивая Фтию с соседней Магнезией (гл. 5) и перенося царство Пелия из Фессалии в Пелопоннес (гл. 1). За пределами же Греции вообще начинается полный географический хаос, где Фракия смешивается с Мизией (гл. 16), а Пеония представляется находящейся в Малой Азии (гл. 8, 9). Не знает автор и географии Троады, упоминая о морском устье Симоиса (гл. 2), который на самом деле впадает в Скамандр — эта деталь еще раз свидетельствует о незнании текста «Илиады»