История одного ордена - страница 15

Но стоит узнать подробнее о жизни Хеймбюрже — и выяснятся другие причины.

Хеймбюрже родом из Эльзаса. Он считал себя французом, потомком французов. Но в 1940 году гитлеровцы объявили его подданным «третьей империи».

— Вы не Хеймбюрже, — строго сказал ему гитлеровский офицер. — Забудьте, что вы француз. Отныне и навсегда вы Гаймбургер. Слышите — Гаймбургер!

«Нет, я все-таки Хеймбюрже», — думает молодой эльзасец, но думает очень робко. Он боязлив даже в мыслях.

Его зачислили в воинскую часть и отправили в Румынию. Он проклинал свою участь, он ненавидел и войну и гитлеровцев. Хеймбюрже дезертирует из фашистской армии. Несколько лет он скрывается в Австрии; работает на ферме крестьянина, тайного врага гитлеровцев. Приходится уйти оттуда. Его прячут в горной деревушке. Становится опасно и там. Он живет в развалинах разбомбленного дома. Но испытания не прибавили Хеймбюрже мужества. Он только проклинает войну. Он готов бежать на край света, лишь бы забыть об этой страшной войне. Хеймбюрже надломлен. Он ни во что не верит, он не видит для себя места в жизни.

Война окончилась. Что ему делать теперь? Возвратиться в Эльзас? Там большие разрушения. Предприятия не восстанавливают. Хеймбюрже не может найти работу.

— Вам нужна работа? — спрашивает офицер в морской форме. — Поезжайте в Индокитай. Там требуются молодые, сильные люди. Эта служба обеспечит вам будущее.

И Хеймбюрже, не раздумывая, подписывает контракт на службу во французском военном флоте. Он ничего не знал об Индокитае. Не знал, что со дня на день там должны начать войну против народа, отстаивающего свою независимость, и скоро он снова увидел войну. Тяжелая тропическая болезнь свалила его. Что с ним сделают дальше? Страх, от которого цепенеет воля, — единственное чувство, которое осталось в нем.

Хеймбюрже возвращают во Францию. Его зачисляют в команду авианосца «Диксмюд».

«Диксмюд» совершает бесцельные рейсы по Средиземному морю. Авианосец становится пленником, которому никуда не вырваться. Хеймбюрже ничего не понимает. В нем растет глухое отчаяние.

Авианосец становится на стоянку в Тулоне. И здесь на борту появляется новый матрос Льебер.

Нелегко сблизиться с молчаливым, недоверчивым Хеймбюрже. Но Льебер — его земляк-эльзасец, им есть о чем поговорить. Льебер также пострадал от гитлеровцев. Льебер сумел расположить к себе земляка. Сумрачный матрос ищет его общества и раскрывается перед ним.

— Да, в скверную историю мы попали с тобой! — говорит Льебер. — Как мы из нее выберемся?

— Скверно то, что нам некуда выбраться. Ну, кончится контракт — что делать дальше? Кому нужны мои руки? Кто даст мне кусок хлеба?

— Ну, еще до того, как кончится контракт… Заварится такое…

— Что ты имеешь в виду? — нетерпеливо перебивает Хеймбюрже.

— Вот увидишь — в конце концов нас отправят в Индокитай. Говорю тебе, в скверную историю мы попали с тобой, пара эльзасцев.

— Но почему, Льебер, они делают то, что хотят? Ведь все против этой войны! Все понимают, что она ничего не даст.

— Да, все понимают. О том, что надо помешать, пишут в газетах, в листовках. Ты читал?

Хеймбюрже признается земляку, что он не только читал листовки, подписанные «группой моряков», но сам распространял их, что он получил их у одного знакомого матроса, который служит на станции испытания горючего.

— Славный парень, но… — Хеймбюрже мрачно усмехается.

— Кто? Я там служил, на станции. Не Мартын ли?

— Ты его знаешь? Славный парень, но… Что сделаешь листовками? Только разложишь их в разных местах, как является патруль морской полиции и все подбирает. Нет, тут, видно, нужны не листовки, а совсем другое…

Хеймбюрже тяжело задумывается.

Через несколько дней объявляют, что состоится пробный выход в море.

— Пробный выход? — говорит Льебер. — Непохоже. У нас есть все для дальнего плавания.

— Туда? — Хеймбюрже бледнеет от волнения.

— Туда. Плохо мое дело.

— Почему?

— Я штрафованный. Понадобятся люди для рискованной операции, для высадки где-нибудь в чертовой дыре — я первый кандидат. Разве не так поступают с теми, кого не любит начальство?

— Да, да! — шепчет перепуганный Хеймбюрже. — Я знаю — так бывало. Меня начальство тоже не любит.