История одного открытия - страница 4
Она слушала внимательно. Женщины умеют внимательно слушать, даже когда ничего не понимают, но здесь было иначе. Он хотел, чтобы так было.
— Так вот, суть моего замысла заключалась в бомбардировке ракового белка определенными электрическими частицами, обломками расщепленных атомов. В прошлом году я установил соответствующую аппаратуру и засучил рукава. Три месяца назад я приступил к опытам и для начала загубил сто двадцать морских свинок.
Выражение ее лица подзадоривало его.
— Вы знаете, я привил им рак, так называемые папилломы. Так вот, рак исчезал, но свинки гибли вскоре после этого. Я начал уменьшать дозы. Потом мне пришло в голову, что излучение не должно действовать снаружи: это как если бы мы пытались удалить ненужный нарост с человеческого тела, отстреливая его из автомата. Лечебный фактор должен быть внутри системы, в самой клетке.
— Кажется, иглы с радием вкалывают прямо в опухоль, я где-то читала об этом, — заметила она.
Он обрадовался.
— Да, это правда, но и в этом случае воздействие осуществляется снаружи. Это не естественный путь, как видите. Слепое воздействие. Я решил так изменить белок раковых клеток, чтобы они сами себя уничтожали. Нужно было делать инъекции препарата, в которых действующим фактором является радиоактивная сера. Это такой искусственно созданный элемент, который самопроизвольно распадается. Эти опыты продолжались целый месяц, и результат был таков: из двадцати раковых свинок я совершенно вылечил шестнадцать. После чего я решил приступить к эксперименту на человеке.
Теперь она смотрела на него, только на него.
— А те четыре свинки? — тихо спросила она.
— Это нормально. Не бывает идеального лечения. Никакое лекарство и никакая прививка не излечивают заболевания в ста процентах случаев. Так вот, я решил провести эксперимент и провел его. Соответствующее количество раковой ткани я привил в икроножную мышцу человека, а через сорок восемь часов приступил к терапии. Через три дня остатки неоплазматических масс исчезли — это сегодня. Сегодня утром я установил, что от них не осталось и следов. Регенерационный процесс может продолжаться еще пару дней, но это чепуха.
Он знал вопрос, который сейчас прозвучит. Неисследованный лабиринт мегаломании…
— А кто был этот человек?
— Которому привил рак? — Он еще делал вид, будто не был уверен, что правильно понял вопрос. Проклятая игра! — Это я.
Она невольно посмотрела на его ногу, затем перевела взгляд на лицо.
— Вы знаете, вся беда в том, — признался он с глубочайшей искренностью, — что сегодня я должен еще раз сделать инъекцию этой радиоактивной серы, чтобы исследовать возможное вредоносное воздействие. Это меня не очень радует, но…
— Не делайте этого!
— Не делать? — тихо повторил он, глядя уже не на нее, а вдаль. Главное, не опуститься до бесстыдного вранья. «Ах, дорогая моя, я должен. Человечество будет обязано мне жизнью».
Ветер донес перезвон часов на ратуше. Он слушал краем уха, а тело его было наполнено упругой радостью.
— Черт возьми, уже второй час. Профессор будет в ярости. — Он вскочил со скамейки, схватил ее за руку. — Прошу меня извинить. Я прошлялся все утро и не заметил, как прошло время. В час я должен быть в клинике, у профессора, а уже второй, — откровенничал он как с кем-то близким. Ему даже в голову не пришло, что они могут пойти вместе. Он слегка пожал ее ладонь и быстро ретировался. Но до самого поворота он чувствовал ее взгляд и шагал как на пружинах. Да, это была быстрая победа.
II
Кшиштоф расставил на стеклянной плите аппаратуру. Соединив зажимы аккумуляторов с селеноидом, включил ток. Взметнулся белый огонек, и гудение отозвалось в глубине, заставляя дрожать движущиеся части устройства. Он нашел в ящике свою тетрадь, раскрыл ее и сделал несколько записей. Потом засучил штанину брюк и начал развязывать повязку.
— Что ты делаешь, Кшись?
Керч стоял в дверях, одетый в белый халат. Прижимая большим пальцем очки к короткому носу, он подозрительно смотрел, как Кшиштоф пристраивает оловянную кассету к обнаженной ноге.
— Что ты делаешь? — повторил он. — Слушай, но ведь…