История одного ужина - страница 37

стр.

— Еще двое, — задумчиво сказала я. — Этот, как его… Евгеник и Диодох, сослуживцы покойника.

— И как кажется кому-то из нас, подозреваемые. Почему бы не узнать, что они думают по этому поводу?

— А мысль, — подумав, сказала я. — Было бы интересно узнать, что они думают. Если они сообщники и в курсе отравления Иоганеса, в их рассказах могут быть неточности, которые нам что-нибудь скажут. Если же нет… Услышав историю, которые они видели своими глазами, мы тоже можем получить что-то ценное. Знаете, так бывает — даже наблюдательный и внимательный человек вроде нашего Макеллы может случайно опустить пару деталей, на которые он попросту не обратил внимания, а вот другой — именно их и приметит… Да, нам было бы неплохо с ними поговорить.

— Нам придется действовать через Макеллу. И он наверняка удивится, что мы, вместо того чтоб разбирать на запчасти серва-убийцу, занимаемся тем, что допрашиваем его служащих. Не так ли?

— Скорей всего. Скажем, что ищем странности в поведении серва тем вечером. Чем больше человек мы опросим, тем точнее будет информация. Макелла умен, он не станет с этим спорить.

— На вашем месте я бы опасался только того, что он слишком умен, — пробормотал Кир. — Крендельков еще кто-то хочет?..


Первым визитером оказался господин Флавий Диадох. Он явился без четверти десять — то самое время, когда деловые и организованные люди приступают к важным делам, закончив с утренним кофе и корреспонденцией. Не знаю, сколько корреспонденции выпало на долю Диадоха в то утро, но тонкий кофейный запах, заявившийся вместе с ним в кабинет, свидетельствовал о том, что утро у банкира началось достаточно недавно. На секретаре и Голове сборов Кредитного Товарищества «Макелла-Склир-Исавр» был европейский костюм в мелкую светлую полоску, такой же добротный и качественный, как и на Макелле, в жилетный карман уходила массивная, быть может, и старомодная, цепочка часов.

Христофор в то утро не мог выполнять свои обязанности — он полночи кутил в «Золотом младенце», видимо с выгодой используя полученный от Макеллы аванс, поэтому солнце застало его мертвецки пьяным, спящим богатырским сном в мансарде. Рядом с ним терпеливо и неподвижно восседал Буцефал, готовый оберегать сон своего хозяина до последней капли масла. Это тоже давно стало традицией. Буцефал, чей церебрус все никак не мог перестроится на мирный лад, все еще жил на войне, поэтому павший хозяин воспринимался им как раненный в тяжелом бою. Единственное, что мог сделать послушный стальной великан — дежурить рядом с ним и ожидать прихода полевых медиков, что он со всей старательностью и вынужден был делать как минимум пару раз в неделю.

Отсутствие двух членов Общества сыграло, однако, нам на руку — Буцефал был лишен возможности с порога напугать почтенного Голову сборов до потери памяти, а без Христофора мы с Марком надеялись самостоятельно управлять ходом беседы. Кир к беседе с гостем интереса, как и следовало ожидать, не проявил.

— Расскажете, что было… — только и сказал он. — Тогда будем думать.

Флавий Диадох оказался старше, чем мне отчего-то представлялось, лет шестидесяти с небольшим. Он не носил ни усов, ни бороды, был худощав, немного сутул, а лицо его, на котором выделялись вечно прищуренные внимательные глаза, постоянно хранило выражение некоторого удивления.

Господин Диадох не выказал удивления, напротив, он был рад поговорить с людьми, которые наконец смогут дать ответ, как вышло так, что уважаемый и в высшей мере честный человек вроде господина Иоганеса, вдруг оказался коварно убит ядом в собственном доме.

— Я н-не понимаю, в конце концов… — бормотал он, устроившись в кресле и обхватив колени длинными руками. — Наше дело таит иногда опасности, все-таки деньги, векселя, ссуды… На моей памяти в Трапезунде убили двух аудиторов, казначея и инспектора. Ночью, в переулке, зачарованной пулей… Это я понимаю, но яд! В собственном доме! Воля ваша… — приговаривал он и его сухое лицо принимало еще более обиженное выражение — как будто именно нам пришло в голову отравить его сослуживца. — Как крысу! Подло и низко, господа. Никогда на моей памяти…