История одного ужина - страница 39

Диадох бубнил себе под нос, кивая в такт словам головой. Слушать его было утомительно, не говоря уже о том, что никакой полезной информации господин Голова для нас не припас.

— Так значит, господин Иоганес устраивал эти ужины для своего начальника, господина Макеллы? — уточнил Марк. Я не удержавшись, послала ему улыбку. Было за что — юрист с имперским дипломом клюет носом, а водитель и телохранитель с манерами опытного прокурора осторожными вопросами подталкивает посетителя в нужном ему направлении. Однако недурную закалку дают в этом Его Императорского Величества каком-то там училище катафрактариев!

— В общем, да, — сказал Диадох. — Бедняга Иоганес угодить пытался Макелле. Для того и столы и бильярд… У него ведь положение не ахти — пусть ты и глава целого департамента, стоит Димитрию слово сказать своим компаньонам — и иди, милый, на улицу, корку грызи.

— Разве они не были приятелями еще с молодости?

Диадох фыркнул. Здорово у него это получалось — презрительно фыркать. Киру было бы у кого поучиться.

— Господин Маркус, вы, видно, слабо знаете господина Макеллу. Родители господина Макеллы — богатые, состоятельные люди, мир их праху. Образования, однако же, у него путного нету. Как рассказывал Агафий, учился Макелла необычайно скверно — да и позволительно, наверно, раз родительская мошна битком набита… Люди моего поколения ведут себя строже, знаете ли. Макелла еще в университете кутил, дуэлировал, картежничал, словом вел жизнь городского повесы. Банковское дело он никогда не любил и его не понимал. Но когда пробил час, вложил куш и стал компаньоном большого дела, с репутацией, связями, наработанным опытом. А Агафий — скромный человек, живший до того делопроизводством за четыре солида в неделю. Есть ли разница? И могла ли между такими людьми быть дружба, как вы сами говорите? — Диадох горько вздохнул. — Макелла его, между нами, ужасно тяготил. На службе приходилось угодничать, так еще и дома — устраивать вертеп. Иоганес от меня секретов не имел, но умолял не выдавать его положения, боялся взыскания по службе. Такой уж был человек, скромный да тихий. А сейчас… — Диадох ударил себя ладонью по колену, но звук получился тихий. — Все, мертв. Отравили, как собаку. Нет чтоб пулей… Как шакала какого. Я уж скрывать не буду, поверьте. Если Макелла говорил, что был нашему Иоганесу добрым приятелем — не верьте. Кровь он из него пил. «Агафий, а отчего это у тебя тут, дружок, по ведомости не сходится? Уж не нахалтурил ли ты тут, часом? А ну-ка давай-ка к двенадцати часикам чтоб все поправил и начисто сделал!». Так-то…

Во время повествования Флавий Диадох бросал взгляды и на меня. И каждый раз от этих взглядом я машинально закрывалась рациометром. Взгляды были липкими, какими-то суетливо-трусливо копошащимися, как перемазанные в варенье мухи со слипшимися крыльями, которые пытаются забраться по твоей ноге. Я даже позавидовала Киру — тот, по крайней мере, мог прикрыть ноги штанами, для сотрудников же женского пола, то есть для меня, Христофор Ласкарис признавал лишь один вид одежды, тунику. Я ерзала в своем кресле, стараясь по крайней мере избегать этих взглядов и делала вид, что поглощена работой.

— В последнее время между господином Иоганесом и господином Макеллой не было никаких ссор по службе? — как ни в чем ни бывало продолжал свой допрос Марк. Вопросы падали методично, как крупные увесистые градины, и задавались таким вежливым, но в то же время и внушительным тоном, что господин Диадох, через силу кисло улыбнувшись, вынужден был каждый раз отвечать.

— Никаких. Я, конечно, не знаю, не моя епархия, но все же…

— Как думаете, господин Иоганес мог найти какую-нибудь ошибку в делах своего департамента, которая, будучи официально выявленной, нанесла бы репутации Кредитного Товарищества или лично господину Макелле какой бы то ни было урон?

«Как формулирует! — подумала я в восхищении, сжимая кулаки, точно сама сейчас сидела рядом с Марка и задавливала вислогубого банкира неудобными вопросами. — Жми его!».

И Марк жал.

Диадох сбивчиво отвечал, причем выражение его лица, и так кислое, под конец беседы явственно отдавало даже не винной кислинкой, а жгучим уксусом. Отвечая на вопросы о взаимоотношениях Иоганеса и его служебных делах, он явно испытывал неудобство. Однако из его слов было ясно, что лично он в дела Иоганеса особенно не вникал, был ему лишь другом, о подобных находках в банковской отчетности ему неизвестно.