История одного ужина - страница 43

стр.

— А стихов не помните? — спросила я без всякой надежды, когда Михаил Евгеник закончил и затянувшаяся пауза ясно давала знать, что разговор практически закончен.

Евгеник не удивился, лишь улыбнулся и вдруг, без всякого предисловия начал декламировать:

Сбегай, Деметрий, на рынок к Аминту. Спроси три главкиска,
Десять фикидий да две дюжины раков-кривуш…

Декламировал он не очень качественно, но с чувством, а емкие элегантные жесты больших сильных рук свидетельствовали о том, что делает он это не в первый раз.

— Асклепиад Самосский, — сказал Евгеник, дочитав. — У Макеллы одно из любимых, я запомнил. Читает его, когда в добром настроении духа. Элегический дистих, преданья старины глубокой…

— Вы в ответ прочитали что-то свое?

— Да, было дело. Ответил ему отрывком из «Идиллии» Феокрита. Биться должны современники… Постойте… Ага, вот.

Мне наболтала немало, и то, как вот Дельфис влюбился.
Снова он страстью пылает, но к девушке или к мужчине,
Точно не знает она; лишь слыхала, что в честь этой страсти
Чистым вином возлиянье свершал и, не кончив пирушки,
К ней торопился, сказавши, что дверь ей украсит венками.
Вот что сказала мне гостья, и знаю я — все это правда!
Прежде ко мне приходил он на дню по три раза и чаще,
В склянке дорийскую мазь оставлял он, как дома, нередко.
Нынче ж двенадцатый день, как его я уж больше не вижу,
Видно нашел себе радость иную, меня позабывши.
Нынче связать волшебством попытаюсь, но, Мойрой клянусь я.

— Ого, — только и сказала я.

Евгеник благодушно улыбнулся.

— Хорошая память в моей работе — не роскошь, а суровая необходимость.

— А последний стих вы помните? Который читал Иоганес?

— Из тетради Макеллы, помнится. Это обычное дело, Макелла всегда носит с собой тетрадь со стихами, откуда мы по настроению что-нибудь читаем. Иногда попадаются достаточно забавные вещи. Такой порядок, не можешь подходяще ответить стихом — смотри наугад.

— Вы не запомнили его?

Евгеник задумался.

— Автор был мне неизвестен. Кажется… Что-то про второе древо…

— «О, как любовь моя неистощима…» — процитировала я Ланселота. — И еще что-то про дары природы…

— Да-да, что-то похожее. Простите, не припомню. Но если вам отчего-то нужен именно этот стих, думаю Макелла охотно одолжит вам свою тетрадь. Только какое отношение стихи имеют к покойнику?

Вопрос был тем более неприятен, что ответить на него толком было невозможно.

Иоганеса отравили ядом, а не стихами.

— Просто… Знаете, исследуем церебрус Ланселота. Нам надо знать, что он мог слышать в тот вечер.

— Хорошо. Если вопросов больше нет, разрешите откланяться. День сегодня хлопотный, работы невпроворот.

И, вежливо попрощавшись, Михаил Диадох покинул кабинет.

— Признаться, не понимаю, чего вы взялись за эти стихи, — с некоторой досадой сказал Марк, утомленно откинувшись на спинку кресла. — Стихи и стихи… Если серв отчасти их не помнит, лично я не вижу в этом ничего странного.

— Помнится, вы считали его убийцей.

— И сейчас считаю, — серьезно отозвался Марк. — Но только к стихам это не имеет никакого отношения. Может… Если он столь умен, как говорит Кир, если у него такое нестандартное мышление, может это какая-то форма чародейского сумасшествия, а? Серв нового поколения с принципиально новой схемой церебруса… В этом что-то есть. Сырая модель, неправильные расчеты. В конце концов серв, не выдержав собственных интеллектуальных возможностей, попросту сходит с ума. И, подобно человеку, устраняет того, кто мешал ему так долго. Частичное сумасшествие может быть причиной, отчего он страдает избирательным склерозом!

— Он выглядит разумно и говорит тоже разумно.

— Помешательство могло быть временным. В конце концов душа — потемки, и, видно, не только человеческая. Даже в наше время душевнобольного не всегда отличишь от нормального человека, а у нас тут, извольте видеть, серв…

— Значит, мы все так же стоим на месте, — вздохнула я. — Узнали только, что сослуживцы в Кредитном Товариществе в большинстве своем друг к другу теплых чувств не испытывали.

— Как банка с пауками, — подтвердил Марк.

— Каждый из них клянется в любви к покойнику, а всех остальных записывает во враги. И понятно, отчего.