История папства - страница 16

Поворотной вехой в отношениях между церковью и римской государственной властью стал Никомидийский эдикт от 30 апреля 311 г., в котором император Галерий (305–311), август запада, отменял – не только от своего имени, но и от имени двух своих соправителей – указы о преследовании христиан. Объясняется этот неожиданный акт милосердия со стороны императора, ранее прославившегося беспощадными репрессиями против христиан, отнюдь не проснувшейся совестью, а чисто политическими причинами. Император вынужден был признать, что преследования и репрессии не достигли своей цели. Поскольку среди христиан «многие остаются в этом безрассудстве […] мы, следуя нашему снисходительнейшему милосердию и неизменной привычке даровать всем людям прощение, решили незамедлительно распространить и на них наше снисхождение, дабы они снова были христианами и составляли свои собрания»[18], говорится в эдикте. Таким образом, высшая политическая власть Римской империи пришла к выводу: чтобы снять напряженность, вызванную отчаянным сопротивлением христиан, целесообразнее не усиливать репрессии, а декларировать веротерпимость.

В борьбе претендентов на императорский трон, разгоревшейся после отречения (в 305 г.) Диоклетиана, победителем вышел Константин I (306–337). Он увидел, какие возможности таятся в складывающейся церковной организации, и, в отличие от своих предшественников, избрал путь компромисса с христианством. У христиан – после коррекций, которые в свое время внес в вероучение апостол Павел, – были для этого и возможности, и (в верховном руководстве церковью) политическая воля. Константин, стремившийся к укреплению собственной автократической власти и к восстановлению единства империи, 28 октября 312 г. в битве у Мульвийского моста через Тибр одержал победу над своим соправителем в западной части империи Максенцием. Существует легенда, будто перед битвой Константину было во сне видение: на фоне синего неба воссиял крест, воспринятый императором как знамение, предвещающее победу; отсюда следует, что Константин сражался против соправителя-язычника уже как бы под знаком торжествующего христианства, надеясь с помощью христианской общины консолидировать свою автократическую власть. Действительно, знамена Константинова войска были украшены крестом и монограммой Христа, под этими знаменами он стал единоличным правителем империи, рассматривая новую религию как силу, сплачивающую общество.

В феврале 313 г. император Константин признал христианство официально. Об этом нам известно из решений Миланской императорской конференции, которые сохранились не в форме эдикта (указа), а в виде рескрипта (нормативного акта), изготовленного в двух экземплярах. Два экземпляра – по числу августов: западного, Константина, и восточного, Лициния (308–323). Таким образом, эта декларация толерантности исходит не только от Константина: 13 июня 313 г. Лициний издает аналогичный документ на Востоке, в Никомидии, хотя сам он не был, да и после этого не стал христианином. В миланском рескрипте оба Августа констатировали: «…нам угодно отменить все без исключения условия касательно имени христиан, содержавшиеся в письмах… каковые представляются весьма пагубными и чуждыми милости нашей, и отныне каждый из тех, кто проявил бы желание соблюдать христианскую религию, свободно и просто может позволить себе соблюдать ее безо всякого беспокойства и обременения. […] Мы даровали христианам возможность свободно и независимо блюсти свою религию. […] И другим дарована возможность соблюдать свою религию так же открыто и свободно ради покоя времен наших, дабы каждый имел свободную возможность блюсти то, что он избрал, почитать, что ему угодно»[19]. Таким образом, император очень достойно, исходя из интересов политического спокойствия и единства общества, из интересов империи, высказался за веротерпимость, за полное равноправие религий.

В документе фигурировали и другие меры, обеспечивающие свободу исповедания христианами своих верований. Во-первых, было заявлено: все места, где обычно собирались христиане, то есть храмы, строения, казенные или принадлежащие частным лицам, перешедшие в чью-либо собственность во время преследований, «без оплаты и без каких-либо денежных претензий возвращались бы христианам помимо всякой проволочки и тяжбы»