История под знаком вопроса - страница 16
«…бельгийский исследователь Ж. Стенжер утверждал, что наилучшая манера писать историю заключается в том, чтобы подчеркнуть пробелы в наших знаниях, и подчеркнуть решительно… Это приведет, конечно, к «созданию пустоты», которой так боится историк. Но существует поразительный прецедент: уже в XVIII веке ученые стали оставлять белые пятна на географических картах ― в этих прекрасных произведениях искусства, которые картографы прежде так стремились украсить, считая делом чести заполнить их от края до края. Из картографии убрали не только все воображаемое, но и все сомнительное. И это было огромным прогрессом. Я верю в такой же прогресс в исторической науке».
Боюсь, что и сегодня еще подавляющее большинство историков и думать не решается о таком радикальном преобразовании своей, как считает уважаемый автор, науки, все еще боится пустоты и честного признания своего незнания истины о прошлом.
Интерес к истории у меня был всегда. И никаких сомнений в том, что взрослые образованные дяди и тети — историки не станут обманывать невинных детей, когда речь идет о давнем прошлом, вроде бы никакой роли в актуальном воспевании советского образа жизни не играющего, тоже долго не было. Но вот с хронологическими таблицами возникали трудности. Несмотря на неплохую память, в юности, смущало полное отсутствие какой-либо логики в них каких-либо обоснований, способных играть роль мнемонических опорных колонн. В любом математическом доказательстве, пусть даже и сравнительно сложном, которое «проходят» студенты-математики, никому и в голову не придет выучивать наизусть весь ход доказательства. В лучшем случае стараешься запомнить некую идею, а уж дальнейшие детали рождаются из логики и стандартных рассуждений. И в любом случае любое утверждение, любая лемма, любое предложение, любая теорема обязательно доказываются. В них не нужно верить, они проверяемы (или опровергаемы). Так почему же никогда не приводятся простые по сути дела ― предположительно чисто арифметические ― обоснования хронологических лемм, предложений, теорем? Почему не рассказывается, где исторические даты берутся или как они определяются?
Математика ― плохая специальность: она прививает образ мышления, который не нравится ни власть имущим, ни отцам церкви, ни светилам догматических наук типа истории, религиозный характер которой становится ясным каждому, кто пытается спорить с носителями исторических догм (а таких ― 99 % населения). Недаром среди диссидентов в Советском Союзе было такое огромное число математиков и представителей естественных и технических наук, которым в свое время пришлось усвоить законы математического мышления. Не точка зрения сиюминутных правителей или научных «авторитетов» претендует в глазах людей с математическим мышлением на достоверность, а непротиворечивые и обоснованные позиции в политике и науке. Гимны в адрес авторитарной советской системы и уничижительные оценки демократических форм организации общества не носили в наших глазах ни доказательного, ни убедительного характера. Основанная на статистике и точных числовых данных т. н. антисоветская пропаганда разных голосов или сухо ― без пропагандистского пафоса ― излагающие факты иностранные газеты воспринимались как в большей мере заслуживающие внимания, чем советские средства массовой (дез)информации.
Повторение ситуации мы наблюдаем сегодня в случае критического восприятия традиционной истории: и здесь необычно высок процент людей, представляющий математику, естественные науки и технические области деятельности. Жаль, что сравнительно недавние диссиденты Советского Союза, не воспринимавшие в свое время тотальной лжи мафиозной советской политической системы, оказались в основном в числе противников тех, кто не воспринимает тотальную ложь мафиозной братии историков — традиционалистов. Неверно понятая задача сохранения исторической культуры, неумение отделить культурный аспект истории от научного, идеологизация чисто научного спора привели к тому, что немало бывших диссидентов и многие представители либерально настроенной интеллигенции воспринимает критику в адрес традиционной историографии и хронологии, на которой оная основана, как враждебные действия, идущие из лагеря чужих. Но в поиске истины ― будь это даже или всего лишь истина о нашем давнем прошлом ― нет своих и чужих. И даже, если истин много, если она не одна, как это почти всегда бывает в гуманитарных науках, то незачем создавать себе образ врага из ищущих истину иначе, на другом языке, с другой степенью придирчивости и тщательности.