История потерянной дружбы. Отношения Голландии со Швецией и Россией в 1714–1725 гг. - страница 12
. После Утрехтского мира провинции едва справлялись с выплатами по всевозможным кредитам и все медленнее пополняли общую казну, вследствие чего к концу 1713 г. государству грозило банкротство>{38}.
Не лучше обстояло дело и с адмиралтействами. Так, адмиралтейство Роттердама в середине октября пожаловалось в Гаагу, что давно уже безрезультатно просит денег и что без «доброй суммы монет» не может гарантировать оказание общественных услуг>{39}. В печальном положении было также адмиралтейство в Амстердаме>{40}. И связано это было не только с последствиями долгой войны. От государственных структур в крупных городах Нидерландов явственно исходил запах коррупции, будь то покупка должностей или взяточничество. Споры о сокращении вооруженных сил, столь естественные по окончании войны, сопровождались взаимными публичными обвинениями. В резолюции, вынесенной 21 декабря штатами провинции Оверейссел, отмечалось, что если раньше девизом Республики было «concordia res parvae crescunt (согласием малое растет)», то теперь — «discordia res maximae delabuntur (раздором великое разрушается)»>{41} Провинции одна за другой провозглашали борьбу с коррупцией, однако у застарелых привычек глубокие корни.
В середине февраля 1714 г. британскому послу было поручено убедить Генеральные штаты отправить совместно с англичанами флот в Балтийское море, дабы обеспечить там свободу судоходства>{42}. Князь Куракин такую экспедицию предвидел и еще 1 (12) января в своем донесении в Петербург посоветовал ей воспротивиться, так как она могла бы быть использована в интересах обессиленной Швеции. Российский посол признал, что положение Генеральных штатов в этом вопросе затруднительное: не могут же они оставить своих купцов и моряков без защиты. «А ежели конвой послан не будет, то сумневаюсь, чтобы много кораблей отсель в те краи пошло, для того что сенат шведский взял резолюцию всех потенций [держав] корабли, идущие туды, брать и конфисковать»>{43}.
Две недели спустя канцлер Головкин приказал Куракину не допустить отправки британско-голландского флота и грозить ответными мерами против голландских купцов: «И может из того произойти пресечение в купечестве, от чего может купечество понести великое повреждение»>{44}. В конце февраля Куракин передал все это Хейнсиюсу>{45}, а еще через две недели повторил свое предостережение на встрече с представителями города Амстердама>{46}. Для защиты же судоходства от шведов посол рекомендовал голландцам обстрелять из тяжелых пушек шведские порты, в первую очередь Карлскруну.
Угрожающий тон российского посла произвел на правящие круги Республики должное впечатление, как видно из бесед Хейнсиюса и графа Страффорда со шведским посланником Пальмквистом>{47}. Великий пенсионарий Голландии считал, что будет лучше, если его страна и Великобритания отправят каждая отдельно свою эскадру для защиты собственных подданных>{48}. Пальмквиста эти замыслы настолько встревожили, что он в самых драматических выражениях воззвал к Страффорду и французскому послу де Шатонёфу (тот официально въехал в Гаагу 25 января 1714-го в сопровождении целых 103 карет![4]), чтобы те умоляли своих монархов что-нибудь предпринять>{49}.
Однако и Лондону вовсе не улыбалась идея действовать на Балтике в одиночку, без голландцев, рискуя навлечь на себя гнев царя Петра. Коммерческие интересы заставляли проявлять осмотрительность. С другой стороны, правительство Ее Величества опасалось также быстрого расширения сферы господства России и, соответственно, краха Швеции>{50}. Для спасения скандинавской державы было две возможности: или совместными усилиями разных стран принудить всех участников войны к перемирию, или же все-таки послать в Балтийское море британско-голландский флот, чтобы предотвратить вторжение в собственно Швецию и восстановить в регионе мир и покой. Именно эту вторую возможность было предложено рассмотреть Генеральным штатам в письме, составленном от имени королевы Анны.
Проблема была в том, что такая военная интервенция легко могла затянуться, поскольку ни одно из воюющих на Севере государств пока не проявляло большой готовности к миру. Когда император Священной Римской империи выступил с инициативой созвать в Брауншвейге мирную конференцию, шведский двор никого туда не послал, и дело кончилось не начавшись. Карлу XII по-прежнему не хотелось, чтобы его старые союзники, особенно Великобритания, ссылаясь на переговоры о мире, полностью отказались от вооруженного вмешательства