История потерянной дружбы. Отношения Голландии со Швецией и Россией в 1714–1725 гг. - страница 56
.
Как нелегко приходилось голландцу Люпсу, показали события середины марта. Преполовение Великого поста Петр и его двор неизменно отмечали возлияниями в течение целой недели. На исходе ее государь пожелал посетить Люпса и прибыл к нему уже в изрядном подпитии. Высокому гостю поднесли вина французского и венгерского, но ему эти напитки не понравились и он по-русски обругал купца скрягой и «жидом». Пытаясь оправдаться, голландец сказал, что купил вино через вице-адмирала Крюйса, но Петр еще больше разгневался и на несколько часов посадил гостеприимного хозяина под арест в его же собственном доме. Помимо нежелания высказаться по поводу возможного торгового договора, Люпс вызвал недовольство российских властей тем, что обратился в Сенат и другие инстанции с просьбой «рассчитаться», после чего собирался окончательно вернуться на родину. Он не без оснований полагал, что за услуги, оказанные им России в поставке оружия>{306}, ему кое-чем обязаны. Однако царь счел намерения голландца дерзостью, ведь, как написал де Би в Гаагу, «проживающий в этих землях иностранный купец рассматривается по большей части как подданный»>{307}. А подданные самодержца покидать страну без его разрешения не вправе.
Люпсу ничего не оставалось, как просить Генеральные штаты о содействии. Де Би, со своей стороны, констатировал, что если бы между Россией и Голландией существовал торговый договор, всей этой злополучной ситуации можно было бы избежать. В благодарность за поддержку купец подсказал резиденту «Высокомочных» в Петербурге два способа принудить русских к уступкам. Строжайший запрет на вывоз из Республики денег и контрабанды — оружия! — показал бы, что «Голландия может обойтись без России, а Россия без Голландии нет»>{308}. Другой возможный способ — ответить русским введением чрезвычайных пошлин на их товары, доставляемые в Голландию. Де Би оба совета одобрил, так как давно уже рассматривал отношения с Россией лишь через призму конфронтации.
В начале января 1716 г. дошло до открытой ссоры между резидентом и вице-канцлером бароном Шафировым>{309}. Тот прямо заявил, что с равным обложением пошлинами голландских товаров в России и русских в Голландии государь никогда не согласится. Де Би ответил, что Генеральные штаты имеют право возложить на подданных России «в пропорции» более тяжелое фискальное бремя. На это Шафиров возразил: государь не желает, чтобы его подданных в Республике ставили ниже, чем других иностранцев. По словам же де Би, Генеральные штаты могли бы пойти на компромисс, если бы голландские купцы в России пользовались равными правами с армянскими, которые обладали там значительными привилегиями. Это предложение вице-канцлер отклонил. Когда же резидент дал понять, что «Высокомочные» готовы говорить лишь о «старых владениях и землях» Его Царского Величества, а Петербург и прочие захваченные у шведов территории официально пока не считают русскими, это, разумеется, только ухудшило атмосферу. 24 января разговор повторился, но столь же безрезультатно. А так как Петр уже готовился к отъезду в свое второе заграничное путешествие, переговоры с де Би были прекращены>{310}. Впрочем, если бы царь никуда и не уезжал, стороны едва ли достигли бы соглашения. В отношении пошлин на импортные товары и равного статуса для русских и голландских купцов их позиции радикально расходились. Принцип свободы торговли, который отстаивали голландцы, был просто несовместим с российской политикой протекционизма.
Пока Петр отсутствовал — до октября 1717 г., — ни о каких успехах резидента в Петербурге не могло быть и речи. Не было на месте даже его постоянных собеседников, ведь и Головкин, и Шафиров, и Остерман отбыли со своим монархом за границу. Содержание донесений дипломата в Гаагу изменилось. Так, 24 июля 1716 г. он сообщил, что русские солдаты в Финляндии буквально умирают от бескормицы, а генерал-адмирал Апраксин не в состоянии ничего предпринять, поскольку «люди ежедневно гибнут сотнями»>{311}. Тогда командующий из собственных средств закупил на 200 тысяч рублей муки и других продуктов. Вина за создавшееся положение лежала, по мнению Апраксина, на Меншикове, который, хорошенько наполнив зерном собственные склады, дожидался, когда оно в условиях дефицита резко вздорожает. Жалобы шли одна за другой, однако, как подчеркивал в своих письмах де Би, Меншиков оставался неприкасаемым, выпутываясь из любых затруднений благодаря тугому кошельку и царскому покровительству.