История проституции трех эпох - страница 6

В соседнем Кельне на реке Шпрее в 1400 г. возникло первое такое учреждение.

Хуже всего обстояло дело, по-видимому, в Риме. Здесь всегда насчитывались многие тысячи проституток, и притом сюда включались только «честные проститутки» — honestae meretrices, те, которые не скрывали своего ремесла. Не меньше было, однако, и число inhonestae[5], или, как их называли в Германии — bonhasinen[6]. В Риме очень многие женские монастыри были вместе с тем наиболее бойкими домами земной любви. Можно не придавать безусловной веры грязным эротическим фантазиям «божественного Аретино»[7], в особенности его сатирическим описаниям римской монастырской жизни, и однако бесспорным остается, что в его диалогах гротескно отражается реальная действительность, и уже одно это оправдывает поговорку: «Все пути ведут в Рим, а в Риме — к безнравственности».

Это состояние нравов вполне объясняется особой исторической ситуацией Рима. Надо принять во внимание, что нигде не было такого благоприятного для проституции стечения обстоятельств и что эти условия были совершенно своеобразными и исключительными. Подобное стечение обстоятельств никогда больше не повторялось в культурной истории. В Риме в эту эпоху был наибольший процент холостых и незамужних. Из года в год сюда стекались десятки тысяч клириков, и каждый из них проживал здесь целыми неделями, даже месяцами. Как бы ни было велико войско этих холостых клириков, оно совершенно терялось в бесконечных вереницах паломников всех стран, ежедневно прибывавших в Рим, большая половина которых состояла из временных холостяков и незамужних. В Риме находилось всегда наибольшее число чужестранцев. В ту эпоху это был город иностранцев par excellence[8].

Во всех таких городах наиболее ходким товаром является любовь. Не следует при этом забывать, что среди женской части паломников многие сами занимались проституцией. Многочисленные паломницы, материальные средства которых иссякли дорогой, добывали себе пропитание продажей своего тела. Многие из них в Риме занимались любовью не менее усердно, чем молитвами. Оно и естественно. Здесь легче, чем где бы то ни было, они могли заработать деньги, необходимые для обратного путешествия. Это было настолько обычное, настолько бросавшееся в глаза явление, что оно отразилось также и в соответствующих карикатурах. Как ни примитивны многие из этих картин, их смысл не подлежит сомнению: паломница не более как ходячее орудие любви, само собой понятно — земной.

Очень наглядное представление о большом количестве проституток в эпоху Ренессанса дают сообщения хронистов об имперских съездах, церковных соборах и т. д. Проститутки подобны навозным мухам: где есть падаль, туда они слетаются. Во все времена поэтому на соборы и съезды стекалась масса проституток. Наибольшее число сообщений касается Констанцского собора[9]. Важнейшие принадлежат Эбергарту Дахеру, генерал-квартирмейстеру герцога Рудольфа Саксонского[10], получившему от своего господина экстренный приказ сосчитать куртизанок, явившихся на Констанцский собор. Сообщение Дахера гласит: «Итак, мы переезжали от одного женского дома к другому. В одном насчитывалось около 30, в другом — немного меньше, в третьем — больше, не считая тех, которые жили в одиночку или находились в банях. Так насчитали мы около 700 падших женщин. Больше искать мне не хотелось. Сообщив число нашему господину, мы получили от него приказ узнать число тайно промышлявших женщин. Тогда я возразил, пусть это сделает он сам, я уже не в силах, меня, пожалуй, еще убьют, да и неохота. Тогда мой господин ответил, что я прав. На том и покончили».

Другой участник собора, фон дер Гарт, насчитывал даже 1500 куртизанок. На Тридентском соборе[11] присутствовало 300 одних только honestae meretrices, причем число inhonestae также остается неизвестным. К числу последних относятся во всех этих случаях, конечно, и почтенные жены и дочери бюргеров, не отвергавшие ухаживаний церковных сановников. Число таких почтенных бюргерских жен, гордившихся тем, что они не уступают куртизанкам, было значительно. То безусловное понимание, которое земные потребности высшего духовенства находили в таких случаях у бюргерских жен, иллюстрируется циничным выражением кардинала Гуго де Оаро. В 1241–1251 годах папа Иннокентий IV находился со своим двором в Лионе. Когда он покидал город, упомянутый кардинал сказал горожанам: